Одесский листок сообщает

Растерянный Фанариоти ушел, и через минуту появился Азвестопуло. Видимо, он успел переговорить со шмуглером. И не дожидаясь громов и молний, начал первый:

– У меня лесных имений нет, как у некоторых. А жена брюхатая. И как быть?

– Значит, надо взятки тянуть с подозреваемых? Ты что, очумел? А если он действительно шпион? Представляешь? Спиридон скажет на следствии, что два командированных сыщика склоняли его на мзду. Обещали взамен ничего не говорить жандармам. Ведь это же суд! Позор на всю жизнь! Как ты мог? И меня замели бы вместе с тобой под одну гребенку. Слов нет…

– Спиридон Фанариоти – простодыр, а не шпион. Вы это уж сами поняли.

– Похоже, ты прав, – согласился Лыков. Он залез в чемодан и вытащил оттуда деньги: – Держи, тут пять сотен. Это от меня на брюхатую жену.

– От вас не возьму, – набычился титулярный советник. – С контрабандиста, по совести, еще не столько надо содрать. На десять тысяч товара у него в пещере, я прикинул на глазок. Может, и больше. А вы почему должны мне деньги давать? Спиридон – жулик, он нарушает законы Российской империи.

– Нарушает. Но, во-первых, мы обещали твоему однокласснику Кузьминцеву не трогать его по контрабандному делу. Во-вторых, сам сообрази: как выглядит твое вымогательство после того, что мы решили не выдавать Фанариоти жандармам? Он же поймет это по-своему: если не заплачу, они передумают. Эх ты… А еще мой помощник. Бери деньги и не брыкайся. Эта история пусть останется между нами. «Доить» Фанариоти я запрещаю. Все понял?

– Так точно, – ерничая, по-военному ответил Сергей. Протянул было руку к купюрам, но в последний момент ее отдернул.

– Не могу. И вообще… Прошу меня простить. Сорвался. Больше не повторится.

Лыков простил своего помощника. Он помнил, как сам мыкался в молодые годы без денег. И взятки брал в Нижнем Новгороде, всякое бывало… Алексей Николаевич поделился с Сергеем наблюдением, что хорошая драка помогает избавиться от мигрени. Они посмеялись – и замяли неловкую ситуацию.

В условленное время Спиридон привел своего товарища Николая Кондогеорги по кличке Горобчик. Тот оказался жилистым, загорелым и веселым.

– Здравияжелаювашиблагородия! – гаркнул гость. – Имею честь и вообще!

– Садись, – скомандовал Лыков. – Тебе объяснили, в чем дело?

– Так точно! Когда мы, значит, гамыры нажрались, как бабируссы… [69] Тогда разговор, значит, и возник. Про минные ловушки. И Спиря показал мне листки. Мы, значит, оценили их по-нашему, по-гречески. Ну как два бывалых шмуглера. Помню, что два прохода на плане было всего. И мы, значит, решили, что этого не хватит. Ведь в Одесском порту шесть гаваней. Что им, по три на проход делиться? Пока суда в очереди стоят, тута их всех и накроют. Согласованным артиллерийским огнем…

– Ишь стратег выискался… – нахмурился коллежский советник. – Тебя забыли спросить, когда план составляли.

– А что? Я в море как у себя дома!

– Дальше что было?

– Ничего. Захрапели мы, а наутро, значит, в те бумажки тарань завернули.

– Да, Алексей Николаевич, в копии нескольких листов не хватает, – подтвердил Сергей. – Я кое-что на кухне нашел, там и правда тарань лежит.

– И я об том, – завершил свой рассказ Горобчик.

– А немцы бумагами теми не интересовались? – с умыслом спросил его Лыков.

– Немцы? Не. Они моря боятся. Им бы землю уродовать, в этом они мастаки. А моря дрейфят. Зачем им те бумаги?

Было ясно, что здесь сыщикам ловить нечего.

– Иди домой и никому о нашем разговоре ни слова, – приказал коллежский советник.

– Слушаюсь!

Кондогеорги удалился, а Фанариоти остался. Как только дверь за приятелем закрылась, он сказал:

– Я вспомнил. Всю голову сломал, а вспомнил.

– Что именно?

– А вы, ваше высокоблагородие, что мне приказали? Думать, не было ли чего подозрительного в то время, когда наш батальон глубины промерял.

– И?

– Был один случай, который меня тогда озадачил. Да я решил, что не моего ума дело, и рукой махнул. А сей секунд думаю: подозрительно.

– Ты о чем? Переходи к сути.

– Подозрительно себя вел батальонный адъютант.

Лыков сел напротив грека, внимательно поглядел на него:

– Рассказывай. Как зовут адъютанта?

– Штабс-капитан Пилипенко Алексей Яковлевич.

– И что тебе показалось странным или подозрительным?

– Когда я переписывал доклад, он своей властью снял с него подзаголовок «Секретно».

Сыщики встрепенулись.

– А раньше этот подзаголовок имелся?

– Имелся, когда все оформлялось в черновиках. Обороты копий нельзя было использовать, Рыжак за этим следил, отбирал их у меня и сжигал. Все исходные данные запирались в несгораемый шкап. Листы нумеровались по порядку, утром я их брал, а вечером сдавал под роспись. Не дай бог, какого-нибудь номера не окажется – Рыжак заставлял искать хоть до утра.

– А Пилипенко секретность отменил?

– Так точно. Пришел однажды и объявил, что получил указание из окружного инженерного управления. Доклад-де не секретный и вообще нас не касается, только флота. А мы сухопутные, для нас это вроде отхожего промысла. Так и сказал. С тех пор бумаги где только не валялись…