Одежда ныряльщика лежит пуста

Двери лифта так и не открылись, но знаменитая американская актриса уже в холле. До тебя доходит, что она просто живет на этом же этаже. Внезапно она оказывается прямо перед тобой. Она вся сияет, словно проглотила лампочку или целое солнце, и оно светится изнутри. Она хрупкого телосложения, прямо куколка. Глаза у нее цвета влажного мха, а волосы темнее, чем в других фильмах. Челки у нее раньше не было, и ты предполагаешь, что ее отстригли специально для этих съемок. Скулы у актрисы широкие, а нос узкий. Тебе приходится прилагать усилия, чтобы не пялиться на нее в упор.

– Привет, – говорит актриса.

Вот так, запросто. Привет.

Вставая, ты ударяешься коленом о стеклянный кофейный столик. Но не подаешь виду.

Ты жмешь актрисе руку и говоришь, что тебя зовут Ривз, и она говорит, как зовут ее, что на мгновение кажется тебе смешным. Вряд ли кто-нибудь в мире не знает, как ее зовут.

Телохранители поблизости: один уже встал рядом с барменом, второй – у лифта. Они настолько бесшумны, что появились внезапно, словно фокусники. Один – латинос, а второй – бледнолицый с рыжими волосами. Вместо того, чтобы смотреть на тебя в открытую, они наблюдают за тобой краем глаза. Знаменитая американская актриса никак не выдает, что заметила их присутствие. Ты предполагаешь, что они работают на нее уже не один год.

Актриса элегантно плюхается на диван. Ты видела ее изображение миллионы раз, но оно все равно для тебя в новинку. Ты тут же понимаешь, что значит харизма. Ты не можешь отвести взгляд от черт ее лица – они намного мельче, чем ты ожидала, – и от ее кожи – такой гладкой кожи ты никогда не видела. На ее лице нет ни малейшего изъяна, кроме ямочки на левой щеке, когда она улыбается своей очаровательно кривоватой улыбкой. Эта ямочка знаменита. Тебе любопытно, застрахована ли она.

– Откуда ты? – спрашивает она.

– Родилась во Флориде, потом переехала в Нью-Йорк, а сейчас снова живу во Флориде.

– Обожаю Нью-Йорк.

– А ты? – Задавая встречный вопрос, ты уже знаешь, что она живет в Лос-Анджелесе.

– Я из Лос-Анджелеса.

Ты киваешь, словно получив новую информацию.

– Я тут задолбалась по самое не могу.

– Работала допоздна? – Вот вы и разговорились. Вы с ней уже разговариваете.

– Да, снимали до часу ночи. А потом я вернулась домой, и моему долбаному ревнивцу парню вздумалось устроить разборку.

Ты, конечно же, знаешь, кто ее парень. И размышляешь, стоит ли ей тебе это рассказывать.

– Сочувствую. Хуже не бывает.

– Ведь правда же? У тебя кто-нибудь есть?

– Гм, нет, – тебя застали врасплох. – У меня все наоборот.

– Расстались врагами? – Она забирается на диван с ногами и наклоняется в твою сторону. Она похожа на актрису в фильме, которая разыгрывает интерес. Ты не можешь понять, сколько в ее интересе искренности, а сколько игры. Тебе приходит в голову, что, возможно, она и сама не смогла бы точно сказать. Может быть, для нее граница между жизнью и игрой очень тонка.

– Мы с мужем разводимся. Я решила от него уйти.

– И давно?

– Пару месяцев назад… или около того. Не помню точно. – Прошло ровно девять недель.

– И вы точно разводитесь?

– Да. Я подала заявление. Мы ни за что на свете не… – ты подыскиваешь слово повежливее, – не помиримся.

– Ого. Круто, что это ты от него уходишь.

– Я никогда так об этом не думала. Тут больше подходит слово «мучительно». – И даже это слово и близко не передает силу боли, которую ты испытываешь.

Актриса скрещивает ноги в другую сторону. Задавая очередной вопрос, она снова наклоняется к тебе:

– У вас есть общие дети?

«Общие» – это слово тебя преследует. У вас было так мало общего.

– Нет, – отвечаешь ты, зная, что она скажет, что тебе повезло.

– Ну, тебе повезло.

Ты киваешь, на мгновение вспоминая малышку сестры. Ривз.

– Ты разводишься, но ты на плаву. Теперь это для тебя в прошлом.

– Думаю, да. – Ты не торопишься сказать, что практически каждый день тебе кажется, что ты уходишь под воду. – Мне бы хотелось не испытывать к нему такой адской злости. От того, что он сделал, у меня такое чувство, будто я провалила какой-то грандиозный экзамен. По мнению тех, кто нас знает, – и даже тех, кто не знает, – это мое фиаско. Это так ужасно и так унизительно.

– Унизительно? Ничего подобного. Если бы это был мой развод, я бы ходила и приговаривала: «Эй, знаете, что? Мне еще тридцатник не стукнул, а я уже развожусь! И моя жизнь продолжается. Съели, ублюдки?»

Ты вспоминаешь, что читала про ее любовь к сквернословию.

– Съели, ублюдки? – бормочешь ты себе под нос.

Актриса смеется. Это смех от души. И такой жуткий. Настоящий гогот. Ты вряд ли слышала его в ее фильмах. Ты бы заметила.

– Думай об этом так, Ривз. Все боятся развода, но ты решилась. Ты перешагнула через это и теперь можешь жить дальше.

– Я могу жить дальше, – повторяешь ты.

– Я бы вышла замуж только для того, чтобы развестись и покончить с этим.

Ты не можешь удержаться от смеха и хохочешь от души. Знаменитая американская актриса намного интереснее, чем ты ее себе представляла.

– Ты права.

– Если бы я была на твоем месте, я бы как можно скорее снова вышла замуж, чтобы можно было развестись во второй раз.