Читаем Один полностью

Основная моя претензия к современному искусству – это её институциональная искусственность, ненужность, (впрочем, я кажется об этом уже говорил)..

Далее. Общеэкономический блок – ещё более неинтересный сегодня (в моей ситуации), здесь без комментариев, и так понятно.. Что остается?

Правильно – общелитературный. Вот, как мне кажется, где ещё теплится пульс.. Вот где мне всё ещё не надоедает (быть и варится).. А там посмотрим.

Вернётся же народ, люди вернутся.. или я к ним вернусь.. А иначе же и смысла нет во всем этом (хотя, и об этом я кажется говорил).. А если и дальше продолжить рассуждения по поводу причин и вариантов правильного использования моего сегодняшнего положения – всё опять пойдёт по кругу..

Зачем же повторятся? Нет, иногда можно, а бывает, что и нужно; иногда бывает, даже в том же процессе повторения и «инвентаризации» старых идей, бывает возникает, что-то новое, ранее не замеченное, или казавшееся незначительным, а тем более, когда на процесс «повторения» накладываются новые выявленные и появившиеся обстоятельства..

То есть как у нас? А что у нас, у нас, вроде как ничего уж такого, особо ново-выявленного не наблюдается.. Или наблюдается, что ты имеешь в виду? Не знаю.. совпадения эти, намёки-полунамёки.. ворона эта странная.. Куда она, кстати, исчезла, что-то пропала совсем, не появляется..

Всё, созрел я.. Надо будет палатку раздобыть, спальный мешок, котелок, что там ещё надо (не, спальный мешок только не надо, лето же).. Хочу поэкспериментировать, потренироваться – пожить денёк в лесу, и потом там же переночевать, костер разжечь.. где-нибудь у речки.. палатку поставить.. покупаться может быть, помедитировать вечером.. Может и пожалею там же, что мол, за блажь такая, куда меня черт понёс (страшно же поди будет ночью-то), но надо, надо немного встряхнуться. А там посмотрим.

Глава 8

Сначала хотел съехав с нормальной дороги и проехав по грунтовой, поставить палатку так, чтобы видеть машину.

Потом понял, что это не совсем чистый и честный эксперимент получится, решил – оставлю её где-нибудь на видном месте (у колокольни, у моста или ещё у какого объекта, подходящего в качестве видимого издалека ориентира), пройдусь в глубь леса километра на полтора-два, найду место посимпатичнее, там и сделаю привал, так чтобы на следующий день легко потом выйти к машине по (выбранному) «ориентиру».. Так и сделал.

Не сразу, но нашел я хорошее место: после настоящего густого тёмного леса, на более светлой опушке (за счет более низких и редких деревьев при подходе к ней), на небольшой возвышенности, а внизу речка, или вытянутое озерцо (не могу точно определить), и тут же недалеко ручеек к нему стекает – вода холодная, чистая, вкусная. Практически идеальное место, лучше даже, чем я представлял.

Вот что ещё важно (это я потом понял) – лес был хорош ещё и тем, что он был узнаваем, он был неизменным, то есть он был сейчас таким, каким всегда и бывает, что в том многолюдном мире, что в этом моем, однолюдном: со своим всегдашним лесным шумом, хвойно-смешанным воздухом, разношерстным треском цикад-кузнечиков, перепевом кукушек и прочих разных птиц и всего того, чем может так вдохновительно радовать тебя, как бы заново узнанный тобой, наш чудо-лес.

Солнце. Лес. Жара.. Освободившиеся от рюкзака плечи, кажется позволяют тебе ещё глубже вдохнуть этот пьяняще-чистый лесной воздух.. Ты раздеваешься и не спеша заходишь в воду.. вода по началу кажется обжигает тебя своим холодом, но ты знаешь, что, когда окунешься в неё, постепенно привыкнешь..

И так оно и происходит, ты купаешься: плаваешь и ныряешь, как в детстве.. фыркаешь, как морж и стучишь руками по воде как пьяный парикмахер (причем тут парикмахер? не знаю)..

Потом выбегаешь из воды, как новорожденный греческий бог и падаешь на траву или горячий песок, с бешено колотящимся сердцем и словно всем своим организмом чувствуешь, всеми клеточками своими.. чувствуешь пульсирующую наполненность жизни.. Господи! Какой кайф, как же хорошо!

Как же хорошо, что я как-то додумался всё-таки пойти вот так вот, просто пойти и прийти сюда.. найти это место.. ощутить эту пульсацию.. эту безумную настоящую наполненность и клокочущую радость бытия..

Постепенно «прихожу в себя». Обсыхаю, загораю. Внимательнее рассматриваю местность.. Да, здесь костер можно будет разжечь. Здесь палатку поставим. Можно достать сухпаёк, аппетит разыгрался, а можно конечно попробовать и рыбу половить – сеть я захватил, небольшую: три метра на метр всего лишь, но, думаю то, что надо. Надо только палочки сейчас нарубить, привязать сеть с двух концов к ним.. Захожу в ближайший кустарник – вырубаю, очищаю от веток две, примерно двух – трёхметровые «жерди»..

Справа и слева от моего мини-пляжа камыш и осока частично в воде, частично у воды. Захожу с собранной сетью, обхожу камыши слева, в двух – трёх метрах от берега втыкаю первую жердь, разворачиваю сеть и через два с половиной метра ставлю вторую жердь так, чтобы сеть раскрылась небольшой дугой от берега.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века