Один день ясного неба

Ага, значит, магический дар мисс Ха проявлялся в физической силе.

Мужчины плотнее окружали пару на сцене. У Анис екнуло сердце.

Если ты окажешься в гуще толпы, ты не можешь вести себя как женщина, Анис, сказал ей однажды отец. Ни под кого не подстраивайся.

Решительный напряженный голос Айо:

— Альтернативный вариант есть! Послушайте меня! Если каждый, кто получил сегодня подарок, продаст его на грузовой корабль, который войдет в нашу гавань, все мы получим прибыль!

Где же Завьер?

Это было как водоворот посреди океана: толпа охранников повалила стоявших на сцене мужчину и женщину наземь, так что видно было только лоскутное платье Ха; Анис увидела мельком Айо, метавшегося между тремя охранниками, и Интиасара, отдававшего команды, а воздух так набряк, что грозил расколоться. Наконец Ха удалось вырваться из водоворота тел. Она попыталась утащить Айо через занавес, но дорогу им преградила когорта охранников, которые стали хватать ее за юбки, шарить руками по ее телу, лыбясь во весь рот. Кто-то порвал горловину платья. Обнажилась кожа. Но Айо ничем не мог ей помочь, потому что его обступили со всех сторон.

Женщины в толпе страдальчески заголосили, словно исполняли скорбную молитву.

— Не трогайте ее! — завизжала Анис.

Она пробилась сквозь толпу, источая из пальцев серебряные искры. Ну не могли же так поступить на глазах у всех, а?

— Кто этот мужик? — ревел Интиасар. — Кто дал ему право говорить? Какие у него доказательства? Мисс Ха привела сюда своего дружка, чтобы затеять смуту! Кому вы верите? Вы знаете, сколько бюджетных средств мне из-за этого негодяя приходится тратить на то, чтобы замазывать его пачкотню на стенах! Альтернативный вариант, я вам покажу! Говноеды и воры! Никому не двигаться! — Он мотнул головой в сторону Айо. — Мужик, я арестую тебя за клевету на государственного служащего. Охрана, взять его!

— Стойте!

Анис вздрогнула и замерла.

Никто не обратил внимания на невысокого мужчину с обвисшими щеками, который, расталкивая локтями людей, пробился на сцену. Путь ему преградил одинокий охранник, на мгновение засомневался и отступил под его презрительным взглядом. Другие охранники отстали от загнанной в угол сцены Ха, грудь которой вздымалась от волнения.

Невысокий поднес микрофон ко рту:

— Знаешь, Берти, ты всегда любил врать!

Интиасар свирепо сверкнул глазами.

— А ты что здесь делаешь? Мне твоя помощь не нужна!

— Но я услышал, как ты произнес мое имя. — Низкорослый обратился к залу: — Ну вот что. Кое-кто из вас меня знает. Я Лео, сын Сэмюеля. Я делаю игрушки вместе с этим человеком и продаю их. — Уголки его рта опустились. — И я вам вот что скажу: этих трех миллионов шестисот сорока тысяч я в глаза не видывал. Я не видел и двух миллионов. И даже одного миллиона, господин губернатор. И я знаю тебя с тех пор, как мы оба под стол пешком ходили. — Он глубоко вздохнул. — И еще. Не далее чем два часа назад я собственными ушами слышал, как ты приказал убивать неприкаянных. — Анис показалось, что на глаза Лео навернулись слезы. — И как же ты мог совершить такое, мой друг? Собственного сына, своего родного сына. Берти?

Секреты — уж не их ли смрад она учуяла?

Наших сыновей, выдохнула толпа. Наших дочерей. Этого нельзя допустить! Идем, мы все поплывем на Мертвые острова! Мы спасем их! Кто-нибудь! Сделайте же что-нибудь!

— Боги, боги, смилостивитесь! — простонала женщина рядом с ней.

Заплакали дети.

Айо растолкал охранников и вышел вперед, ведя за собой Ха. Лео передал ему микрофон.

— Попишо! Не плачьте! Нас здесь много!

Анис заморгала.

Так и есть: все словно прозрели и увидели.

Она шире раскрыла глаза.

Третий мужчина в группе неподалеку. И торговка выпечкой. И еще одна женщина с двумя штуками отличного дукуйайского полотна. Маленький мальчик рядом с ней испуганно глядел на него и тонул в широкой, как река, улыбке. Одного взгляда на зрителей было достаточно, чтобы понять траву, и покой, и эту землю.

Смутьян, высокий, сумрачный. Как же она не распознала в его мрачном взгляде неприкаянного?

Все неприкаянные прятали наготу под крадеными синими спецовками рабочих игрушечной фабрики, их губы шевелились.

Она схватилась за стену здания, ей показалось, что она сейчас потеряет сознание.

Но где же Завьер?

Неприкаянные запели, но она раньше никогда не слышала эту песню. Они пели на мертвом языке своих предков, который оставался живым в их глотках, утраченный, но вновь обретенный язык, теперь струившийся с их губ. Они пели, и песня разрезала сгустившийся воздух. И на лицах певцов она читала мучительное сострадание и печаль.

Неприкаянные молились за них всех. Небо покраснело. Его с треском разрывали огромные всполохи золотых электрических разрядов.

Интиасар изрыгал проклятья.

— Все в укрытие! — заорал Айо.