– Мы послушны! ― шёпотом повторили все, кто молился. Чтобы не торчать при входе столбом, Харуун тоже опустился на колени позади всех и молитвенно сложил руки. К богам не обращались с просьбой помочь, только с мольбой не наказывать, и потому он только надеялся, что прегрешения города останутся незамеченными. Пусть всё произойдёт наилучшим образом, Викки не станет мстить убийце отца, Кайра раскается и будет прощена после служения в храме ― да и Матушке уже давно нужна сменщица… И пусть окажется, что зловредный Туркас всего лишь галлюцинировал, что нет никаких огней…
В это пожелание он вложил весь свой страх и отчаяние, и как будто бы освободился от них.
– Пусть боги опустят свои стопы не там, где стоит наш город, ибо мы не стяжатели, ― продолжала Матушка.
– Не стяжатели! ― шёпотом ответили люди.
– Пусть боги бросают камни не в нас, ибо мы кротки и нас не за что наказывать, ― проговорила Матушка.
– Мы кротки! ― ответил храм.
Матушка воздела руки вверх.
– Идите с миром, дети мои, и бойтесь божественного взгляда в сердце своём, ― сказала она. ― Да славятся великие боги, разрушители и каратели.
Зашуршали юбки, накидки. Все поднимались, каждый, прежде чем выйти, кланялся алтарю. Харуун прижался к стене, чтобы не мешать выходящим, и дождался наконец, что храм опустел.
Матушка обернулась к нему. Её седые волосы были, по обыкновению, растрёпаны, но она не обращала на это внимания. Смотрительница храма редко выходила отсюда, передвигалась по большей части на коленях, а разговаривала шепотом, сама воплощая собой принцип не гневить богов. На неё можно было только равняться.
– Ты хотел поговорить? ― шёпотом спросила она и резво подползла на коленях к алтарю, поправила кусок ткани, укрыв им мёртвого голубя. Потом она подобралась к горящим светильникам, затушила лишние.
– Хотел, ― сказал Харуун. В её присутствии он и сам разговаривал шёпотом, впрочем, в храме голос старались никогда не повышать. ― Ты благословила детей. Что о них думаешь?
– Хорошая смена, ― ответила Матушка, глядя на него блестящими глазами из-под кустистых бровей. ― Городу нужен врач. От Шуши не ожидала, но пусть будет как будет, не понравится ― уйдёт к кому-то другому.
– Она упрямая девчонка, ― сказал Харуун, ― возьмётся за что-то и не отступится.
– С годами перестанет быть такой резвой, остепенится, ― заметила Матушка, ― мало, что ли, я вас повидала на своём веку? Что на самом деле тебя беспокоит, король?
– То, что Туркас вернулся, ― признался Харуун, ― нет ли в этом руки богов?
Матушка посмотрела на него долгим взглядом, прежде чем ответить.
– Мы этого знать не можем, Харуун, ― сказала она. ― Лучше бы боги на нас не смотрели никогда, но я-то знаю, что они смотрят.
Она поправила косынку на плечах, зябко поёжилась, и это была отнюдь не старческая холодная кровь.
– Мне сорок восемь лет, Харуун, ― сказала она, ― я вдвое старше тебя, и я многое видела и чувствовала. Но взгляд богов не спутаешь ни с чем. Иногда делаешь что-то в храме и чувствуешь: вот он.
– Тебе страшно тогда? ― спросил Харуун неслышным шёпотом.
– Я привыкла, ― ответила Матушка. ― Дать тебе совет?
– Дай, ― сказал Харуун, склонив голову.
Это Матушка короновала его в этом самом храме, как раньше короновали его мать, его деда, его прадеда… Корона уцелела с древних времён чудом, её передавали из рук в руки и защищали ценой своей жизни. Она показывалась людям только один раз на протяжении жизни короля ― на коронации, а всё остальное время хранилась где-то в храме. Харуун мог бы поклясться, что в жизни не видел такой красоты ― корона была сделана из золота и усыпана блестящими драгоценными камнями. Это был великий артефакт ещё во времена больших людей, что говорить про времена маленьких!
Он как будто снова почувствовал тяжесть короны у себя на голове.
– Не препятствуй тому, что не можешь остановить, король, ― сказала Матушка. ― Ты понял меня?
Харуун сжал её сморщенную руку.
– Понял, ― ответил он. ― Ты говоришь о том, что моя власть имеет пределы. Но что мне делать с…
В этот момент его уха коснулся отдалённый звук, как будто наверху кто-то кричал.
– Ты слышала? ― спросил он. ― Кажется, меня зовут.
По ступеням промчались чьи-то быстрые шаги, и безо всякого почтения в храм влетел Мелле, с разбегу бухнулся на колени, вспомнив о том, где находится.
– Харуун! ― выдохнул он, силой переводя себя с крика на шёпот. ― Туркас умер!
– Спасибо! ― прошептал Харуун Матушке, торопливо прощаясь с ней, и вскочил.
Они выбежали наверх, и на мгновение Харууну пришлось зажмуриться от солнечного света после полумрака храма.
– Бежим! ― воскликнул Мелле, и они побежали, перепрыгивая через неповоротливых толстых кур, через распиленные доски, приготовленные для ремонта дома Ханы, огибая людей, большая часть которых уже знала, Харуун был уверен ― знала…