Один день в Древних Афинах. 24 часа из жизни людей, живших там

Об этом сегодня утром и спорили в буле. Благодаря связям в герусии, совете старейшин Спарты, Критий и его про-спартански настроенные друзья узнали, что старейшины беспокоятся, не является ли сицилийская экспедиция всего лишь прикрытием для вероломного нападения на Спарту.

– Поговорим с остальными, – предлагает Нерикий, надеясь таким образом завершить разговор. – Например, с Демокритом – он ближе всех к Никию. Может, Демокрит расскажет нам, как наши старейшины планируют решить эту дилемму. В конце концов, именно Никий заключил мир со спартанцами пять лет назад.

Критий поднимается и тут же сталкивается с рабом, который пришел, чтобы унести их тарелки. Отшатнувшись, Критий буравит взглядом невозмутимого раба, который как ни в чем не бывало забирает у него тарелку с едой, к которой Критий почти не притронулся. Критий раздраженно наблюдает за тем, как исчезает его еда.

Раб знает, что скоро прозвучит трубный звук, возвещающий о возобновлении заседания. Ему нужно успеть собрать все тарелки, чтобы булевты вовремя вернулись к своим обязанностям, поэтому он не обращает внимания на гримасы Крития и спокойно удаляется.

Нерикий знает этого раба. Этот беотиец жил в усадьбе по ту сторону хребта Киферон, которой Нерикий в свое время управлял. Его отец и дядя погибли на войне, сам он попал в плен, а семья пока не может его выкупить. Впрочем, паренек неплохо приспособился к городской жизни, и Нерикий не удивится, если он останется в Афинах даже после освобождения.

– Его нужно выпороть! – огрызается Критий. – Рабы и метэки в Афинах совсем распустились. Побить их нельзя, поэтому они перед тобой даже не посторонятся! Времена такие, что мы, афиняне, стали рабами наших рабов! Вот у меня дома…

Щиты гоплитов отличались друг от друга и могли многое рассказать о своих владельцах [58]

Именно поэтому военнопленных вроде юного беотийца обычно не держат в частных домах. Формально невыкупленный пленник – обычный раб, но, если на свободе он принадлежал к классу гоплитов, рабский труд его не будет непосильным. Превратности войны таковы, что в один прекрасный день поработитель может сам оказаться невольным гостем вражеского города. А потому с такими пленниками обходятся достаточно мягко, зачастую поручая им неоплачиваемую работу в государственных учреждениях.

Среди пленных простолюдинов попадаются квалифицированные ремесленники. Таких рабов покупают и устраивают в мастерские; после этого раб занимается тем же, чем и любой другой ремесленник, с той только разницей, что раз в неделю хозяин приходит и забирает значительную часть его заработка себе. Обычно заранее оговаривается сумма, выплатив которую раб сможет снова стать свободным человеком. Люди, покупающие свободу в рассрочку, обычно этого стесняются. Как следствие, помыкать такими рабами не легче, а труднее, чем свободными людьми того же статуса.

– Если в городе живут богатые рабы, – жалуется Критий, – то рабовладельцу уже невыгодно, чтобы его раб тебя боялся. В Спарте мой раб боялся бы тебя, но в Афинах, если бы рабы боялись всех свободных, любой свободный мог бы вымогать деньги у богатых рабов. В Спарте такой проблемы нет: там у рабов вообще нет денег. А здесь раб думает, что он тебе ровня, если только ты не его хозяин. Я уже о метэках молчу! Прогнившая система.

В Афинах, в отличие от многих других греческих городов, рабы могут быть достаточно богатыми. А значит, их нужно защищать от вымогательств и грабежей, иначе свободные просто отнимут у них деньги. Рабы прекрасно понимают, что угрожать им вправе лишь их хозяева, и не раболепствуют перед другими людьми – даже перед раздражительным Критием.

Оказавшись в городе впервые, Нерикий тоже был несколько озадачен развязностью городских рабов. В деревне рабы ведут себя повежливее, но рабы рабам рознь. Управляя поместьями, к фракийцам и иллирийцам Нерикий относился почти как к домашнему скоту, к их надсмотрщику-македонцу – гораздо лучше, но тоже отнюдь не как к равному. А у юного беотийца есть свободные друзья, с которыми он по вечерам встречается в таверне.

– Я бы не сравнивал метэков с рабами при метэках, – замечает Нерикий. – Их это обычно обижает. Они могут проявить надменность, о которой ты говоришь, и расквасить тебе нос.

– И им ничего бы за это не было! – ворчит Критий. – В судах нынче аристократов лишают гражданских прав, штрафуют, отправляют в изгнание и даже казнят! Судьи действуют в интересах простолюдинов. О справедливости не заботятся, только о своей собственной выгоде!

Нерикий и Критий заходят в Толос. Здесь гораздо темней, чем на улице, и не успевают они проморгаться, как несколько булевтов принимаются болтать со своими соседями по скамьям или судорожно расправляться с едой, пока рабы не унесли и их тарелки. Нерикий вдруг понимает, почему Критий решил поговорить с ним на улице: здесь, в Толосе, он остался бы в одиночестве.

Нерикий и сам рад возможности покинуть Крития.

– Поспешим лучше в зал заседаний! – восклицает он. – Сегодня председательствует Андокид, а он не церемонится с опоздавшими.