Один день в Древних Афинах. 24 часа из жизни людей, живших там

Прямо перед носом «Нереиды» движется легкий портовый корабль, нагруженный различными товарами. Клетка с цыплятами напоминает Палеонавту, что на рассвете ему следует принести жертвы Гермесу и Посейдону в благодарность за безопасное плавание. Едва корабль проходит мимо, Палеонавт замечает подходящее место.

– Вон там! Там наш причал.

Двенадцатый час дня (17:00–18:00) Градостроитель подвергается перекрестному допросу

Сумерки за окнами сгущаются, и Фанагора зажигает первую из целого ряда маленьких масляных ламп в глубине таверны. Она достает новую амфору вина и проверяет, правильный ли в ней осадок. Вчера один из клиентов настойчиво просил налить ему вина в спартанскую походную чашу, которую он специально принес с собой. Внутри у таких чаш выступы в виде концентрических окружностей, на которых оседают примеси, если приходится черпать воду из мутного источника – или пить плохо отфильтрованное вино. Фана-гора гордится качеством продуктов в своей таверне, и такое оскорбление ее всерьез задело. Теперь она тщательно проверяет свои запасы, несмотря на то, что в этой амфоре – хиосское «черное вино», а оно, как известно, практически непрозрачное [73].

Ранним вечером в таверне собирается обычная публика: рабочие в пыльной одежде, лавочники с Агоры и ремесленники из множества маленьких мастерских, разбросанных по Пирею. Среди них встречаются и рабы, и метэки, и коренные афиняне. Фанагоре все равно: лишь бы у них водились монеты. Заходят сюда и путешественники из порта. Многие предпочитают отдохнуть в таверне перед долгой прогулкой между Длинных стен до Афин.

Терракотовая масляная лампа. Экземпляры из частных домов зачастую выглядели гораздо изящнее [74]

Один из таких путешественников – косматый иностранец, который сидит в углу, накручивает на палец жирную прядь седых волос и хмуро смотрит в окно. Он одет в тунику из овечьей шерсти, дешевую, но теплую и удобную, а его пальцы украшены кольцами из италийского золота. Фанагору это слегка тревожит. Большинство ее клиентов – люди добропорядочные, но время от времени попадаются сомнительные личности, которые могут позариться на имущество беспечного чужака.

– Эти прилавки, вон там – кто разрешил их построить? – спрашивает он Фанагору, когда та подходит долить ему в чашу вина. – Постоянным сооружениям здесь не место! Назначение этой улицы в том, чтобы в сильный дождь по ней стекала вода!

– Да ведь прилавки не мешают, – говорит Пантарк, спустившийся, чтобы помочь теще. – Это же наклонная улица. Дождевая вода просто омывает их.

– Не в этом дело! – громко парирует незнакомец. – Здесь рядом Мунихия, а под этим холмом столько пустот и пещер – как природных, так и искусственных, – что в туннели поместились бы целые дома! Если эта улица не высыхает как следует, вода стекает в Мунихию и вызывает проблемы там! – он тычет пальцем в зловредные прилавки. – Этого тут не должно быть!

– Для чужака ты неплохо разбираешься в местной географии! – замечает один из завсегдатаев таверны.

– Разумеется, разбираюсь, – говорит путешественник. – Вон там – Мунихия, холм и гавань. Через два квартала – Акта и зернохранилища. Ближайший путь до основной гавани – три квартала по прямой, затем направо. Как дойдете, заодно сообщите властям, что неплохо бы отремонтировать трубы фонтана на перекрестке. Неужели афинянам не под силу научиться ухаживать за собственным городом?

Рабочие принимают это заявление в штыки. С их точки зрения, в Пирее все хорошо. Улицы здесь прямые, построенные так, что дым и смрад сдувает ветром прочь. И пересекаются они таким образом, что во все дома проникает солнечный свет. Не то что в центре Афин (части города, которая именуется асти) с его извилистыми улочками, ветхими домиками и такими старыми фонтанами, что никто точно не знает, где находятся трубы. Жителям Пирея жаловаться не на что.

Рабочий с подозрением смотрит на чужака.

– А ты кто вообще такой?

– Я – Гипподам!

Чужак широко разводит руки и кланяется, не вставая с места, словно актер, которому аплодируют зрители. Ответом ему служит лишь задумчивое молчание.

Гипподам… Имя, безусловно, знакомое. Местная агора, к югу от нового театра, называется Гипподамовой. Это имя присвоено еще нескольким местным постройкам и перекрестку у порта. Все потому, что именно Гипподам отвечал за планировку всего Пирея.

После долгой паузы из глубины таверны доносится голос:

– Тот самый Гипподам? Я думал, ты умер. Давнымдавно…

– Не умер, как видишь, – парирует градостроитель, – а жил в Фуриях, в Италии. Впрочем, должен признаться, это немногим лучше.

Фанагора все это время смотрит в окно, на темнеющую улицу. Она помнит то время, когда на этом месте не было ничего, кроме щебня да козьих троп. Она была еще девочкой, когда Перикл лично поручил Гипподаму выстроить здесь настоящий портовый город.