Один год

- Кроме шуток, - продолжал Жмакин. - Такие были переживания - не каждый выдержит. Работал на Дальнем Севере, и происходит, понимаете, такая история...

Он опять рассказал о побеге, о волках, о ночевках в ямах. Старуха тихонько плакала. Корчмаренко вздохнул. Жмакин не оборачивался, он знал, что рассказывает недурно и что Клавдия слушает и жалеет его.

- Еще не то бывает, - сказал он значительно и опять выпил.

Ему очень хотелось рассказать, как страшно и одиноко в Ленинграде, как он бежал от Лапшина, но то уже нельзя было рассказать, и тогда, таинственно подмигнув, он рассказал о себе так, как будто он был Лапшиным: как он, Лапшин, ловил Жмакина, и как он этого Жмакина поймал и привел в розыск, и как Жмакин просил его отпустить, и как он, Лапшин, взял да и не отпустил.

- И очень просто, - говорил Жмакин, чувствуя себя как бы Лапшиным. - Их не очень можно отпускать. Это народ такой. Вот у меня был случай...

И он рассказал про себя как про сыщика, как он, сыщик, ловил одного жулика по кличке "Псих", и как этот "Псих" забежал на шестой этаж, позвонил, проскочил квартиру, да по черному ходу - и поминай как звали.

- Ушел? - спросил Корчмаренко.

- И очень просто, - сказал Дормидонтов.

- Во, черти! - восторженно крикнул Корчмаренко, захохотал и хотел шлепнуть ладонью по столу, но попал в тарелку с растаявшим заливным и всех обрызгал. После этого он один так долго хохотал, что совсем измучился.

- Вы что ж, агентом работали? - спросил Алферыч, пронзая Жмакина озорным взглядом.

- Разное бывало, - отвечал Жмакин уклончиво.

Потом Корчмаренко играл на скрипке, и все сидели рядом на диванчике и слушали. А когда гости уже совсем собрались уходить, Корчмаренко предложил спеть хором, и Клавдия начала:

Среди долины ровныя,

На гладкой высоте...

Спели и разошлись. Но Корчмаренко еще не хотел спать и не пустил Жмакина. Они сели за шахматы. Оба закурили и насупились:

- Спать, греховодники, спать, - говорила старуха, - слать!

- Ничего, завтра выходной, - бурчал Корчмаренко.

- Дай-ка, сынок, паспорт, - сказала она, - я утречком раненько сбегаю, да и пропишу.

Алексей хотел сказать, что паспорт у него на работе, но взглянул на Клаву - и не смог. Что-то в ней изменилось, он не понимал, что; она смотрела на него иначе, чем раньше, - не то ждала, не то усмехалась, не то не верила.

- Поднимись, принеси, - сказала старуха, - не то утром разбужу...

Уже поздно было говорить, что паспорт на работе. Жмакин сунул руку в боковой карман пиджака и вынул краденый паспорт, но все еще медлил, затрудняясь все больше и больше. Он даже не помнил имени в паспорте... Алексей открыл паспорт и прочел: "Ломов Николай Иванович". Теперь прописка.

- Чего ищешь? - спросил Корчмаренко.

- Да тут фотография была, - сказал Жмакин, - как бы не потерялась...

Он запомнил и прописку.

Старуха взяла паспорт.

Это была его верная гибель, то, что он делал. Через три дня, самое большее, его возьмут. Разве что Ломов Николай Иванович дурак и не заявил. Нет, конечно, заявил.

Он не доиграл партию и ушел к себе. Надо было спать. Три дня можно спать спокойно. А дальше - конец. Он разделся, лег. Сколько времени он не спал в постели? И тотчас же заснул. Но проснулся очень скоро, закинул руки за голову и стал думать. На мгновение ему даже смешно сделалось - хорошо, что не сунул старухе какой-либо женский паспорт спьяну, то-то бы дело было.

Ах, да что! Три дня у него есть верных. А это уже не так мало - три дня.

Пошли неприятности

Накрывая к завтраку, Патрикеевна рассказывала:

- Хотите верьте, хотите не верьте, но точно было, факт. Скончался, значит, один гражданин.

- Фамилия, имя, отчество! - жестко спросил Окошкин.

- Абрамов Григорий Фомич, - без запинки ответила Патрикеевна. - Сам он ветеринарный врач по мелким животным. Ну, известно, если которые люди собачку любят или кошечку, они над ней, словно бабушка над внучонком, ничего не пожалеют...

- Как вы нам, - сказал Окошкин.

Патрикеевна не удостоила его ответом. Лапшин брился, надувая одну щеку. Было еще темно, шел восьмой час утра.

- Значит, человек состоятельный, - продолжала Патрикеевна. - Ну, скончался. Конечно, отпели чин чином, а на кладбище уже гражданскую сделали панихиду, речи там - "спи спокойно, дорогой усопший товарищ" и всякое такое прочее, одним словом, как говорится, и на погосте бывают гости, - эти гости ночуют...