Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Елизаветинцы сразу поняли разницу между настоящим подвигом на поле боя и театральной игрой, оказавшись в ноябре того года в Уайтхолле — на ежегодном рыцарском турнире в день восшествия монарха на престол. Участники ирландской кампании (у некоторых из них навсегда остались боевые шрамы) не получили приглашения на праздничную церемонию, в их числе и Эссекс; а ведь в прошлом году именно он был в этот день в центре внимания. Только двое из тех, что служили в Ирландии (они вернулись домой в середине июля), оказались среди участников турнира в Уайтхолле, оба принимали в нем участие и в прошлом году — заклятый враг Эссекса лорд Грей и Генри Кери, теперь сэр Генри, преданный сторонник Эссекса, которого он посвятил в рыцари в Ирландии. За их поединком, далеко не самым опасным (они сражались в нападении с копьем наперевес), несомненно наблюдал весь Уайтхолл. Вспоминая турнир, Роланд Уайт с горечью отмечал: боевое искусство превратилось теперь в яркое театральное зрелище. Один из придворных, лорд Комптон, появился на празднике в костюме «рыбака, а шестеро его людей — в костюме шутов; в попоне его лошади, сшитой из сетей, лежала лягушка». И офицерам, и солдатам, искушенным в боях, в тот день сразу стало понятно, как низко пала рыцарская культура, как изменился мир вокруг и сколь этот процесс неостановим.

В «Гамлете» Шекспир вновь обратился к глубинным переменам в обществе, к слому времен, ознаменовавшему рождение новой эпохи. Именно о таком разладе напишет он позднее в «Зимней сказке»: «Печальные дела, печальные! Но ты, малый, погляди. Тебе подвернулись умирающие, а мне новорожденный» (III, 3; перевод В. Левика). Шекспир родился в тот период, когда новая религия сменила старую, и теперь, как и любой его современник, он с тревогой ожидал неотвратимого конца правления Елизаветы и конца династии Тюдоров, и потому его глубинный интерес к эпохальным переменам, хотя и необычен для того времени, но вполне объясним. В «Гамлете» он запечатлел как раз такой момент, объяснив, что значит жить в смутное время, когда прошлого уже не вернуть, а будущее туманно.

До тех пор, пока не решится судьба Эссекса, все остальное тоже было покрыто мраком. «Люди внимательно следят за тем, какое решение примет Ее Величество», — пишет Роланд Уайт. Тем временем Эссекс оставался под домашним арестом, вдали от друзей и жены, недавно разрешившейся от бремени. Не совсем понятно, что именно Эссекс сделал не так. За пределами двора люди терялись в догадках. Например, поэт Томас Чёрчьярд, многое видавший на своем веку, написал в начале ирландской кампании стихотворение, прославлявшее Эссекса; пока Эссекс воевал в Ирландии, он успел сочинить и второе хвалебное послание — в честь возвращения графа домой («Добро пожаловать домой, граф Эссекс»), зарегистрировав его в Гильдии печатников первого октября 1599-го. Однако этот текст, явно несвоевременный, никогда не публиковался, и его рукопись скорее всего уничтожили.

В Лондон один за другим стали возвращаться из Ирландии доблестные сторонники Эссекса; их появление вызвало в столице еще больший переполох и напряжение: «Они разгуливают повсюду, к огромному неудовольствию Ее Величества». Возможно, Шекспир видел кого-то из них в Глобусе, так как, по свидетельству Роланда Уайта, «лорд Саутгемптон и лорд Рэтленд при дворе не появлялись <…> Они поселились в Лондоне и каждый день ходили по театрам».

Не известно, какие пьесы они смотрели в Глобусе в октябре — начале ноября того года. В то время труппа лорда-камергера играла на сцене шекспировскую хронику «Генрих VI» (часть третья), в одной из сцен которой сторонникам Эдуарда, находившегося тогда под домашним арестом, удалось найти «друзей с конями и людьми, / Готовых вызволить его из плена» (IV, 5; перевод Е. Бируковой). Какое опасное совпадение! Опасаясь, что Эссекса заточат в Тауэр, его друзья в начале ноября разработали похожий план. По словам сэра Чарльза Денверса, лорд Саутгемптон и лорд Маунтджой, близко знавшие Эссекса, советовали «ему бежать во Францию или в Уэльс, с помощью друзей; также, благодаря хорошим знакомствам при дворе» они предлагали «провести его во дворец на аудиенцию с королевой».