Читаем Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 полностью

Денверс пишет, что «эти идеи витали в воздухе, но о них даже не заикались» вплоть до середины ноября, когда состоялась встреча, на которой присутствовал он сам, его брат Генри Денверс, лорд Саутгемптон и лорд Маунтджой. Друзья Эссекса решили: если впереди Тауэр, лучше всего «помочь Эссексу бежать». Саутгемптону удалось передать Эссексу записку: он и Генри Денверс готовы последовать за ним в ссылку. Денверс заверил: даже если ему придется остаться в Лондоне, он «продаст все, что у него есть, до последней рубашки», лишь бы помочь Эссексу уехать заграницу. Но Эссекс категорически отказался: «…коли у них нет другого решения, кроме как заставить его бежать, то он скорее подвергнется смертельной опасности, чем станет изгнанником». Позднее, Саутгемптон иначе вспоминал об этом, утверждая, что «буквально за три часа до начала» решительно высказался против и тем самым дал делу обратный ход.

Даже самые преданные сторонники Эссекса считали, что события складываются очень скверным образом, а сам Эссекс — безумец. Джон Харингтон, ныне сэр Джон, несколько месяцев назад утверждавший, что «долг чести призывает его принять участие в ирландской кампании», изменил свою точку зрения: «в этом начинании ему [Эссексу] помешали амбиции, быстро затуманившие его разум. Я убежден в своей оценке милорда Эссекса, ибо вижу, как внезапно у него меняется настроение — от печали и раскаяния до неистовства и бунтарства; вот подтверждение тому, что он лишился рассудка и выжил из ума». Во время нашей последней беседы в Ирландии, поясняет Харингтон, Эссекс «произнес речь, полную таких странностей, что мне захотелось поскорее откланяться. Слава Богу! Я дома и в безопасности, и, если снова попаду в такие неприятности, пусть меня повесят за то, что я по глупости влез не в свое дело».

С политической точки зрения осень 1599-го выдалась не менее напряженной, чем лето, когда над городом висела угроза Невидимой армады. Эссекс лишился расположения королевы, судьба его висела на волоске; и все же, о каких «странностях» шла речь — неужели Эссекс хотел привлечь на свою сторону короля Шотландии? В шекспировских пьесах отразилась атмосфера политической нестабильности той осени — на улицах и на стенах дворца расклеивали пасквили, по городу распускали слухи, перехватывали письма, слежка и цензура процветали. Если верить Фрэнсису Бэкону, политические пасквили добрались и до театра: «В это время на улицах Лондона и в театрах распространяли крамольные заявления, священники вели смелые бунтарские беседы; многие верные и усердные советники и другие подданные Ее Величества были обременены непосильными налогами; вину за тяжелое положение дел в Ирландии приписывали чему угодно, только не бездействию Эссекса, его истинного виновника».

Другие, например Фулк Гревилл, были убеждены, что слухи распространяли не сторонники Эссекса, а его враги — желая еще больше опорочить графа, они действовали как настоящие макиавеллисты: «Его враги набрались дерзости и стали заграницей распространять от его имени листовки против Тайного совета и королевы; они также распространяли тексты, порочащие друзей Эссекса, явно невиновных». Они же распространяли и коварные слухи о безграничной власти Эссекса и его невероятных амбициях. Юристы с особым пристрастием зачитывали вслух личные письма графа, всякий раз подтверждая, что каждое слово Эссекса говорит против него. «Кто ответил за то, что в конце декабря все стены дворца были расписаны мерзостями о Роберте Сесиле?», недоумевал Роланд Уайт.

Чем ближе к концу года, тем безутешнее становились сторонники Эссекса. Так как Эссекс отказался бежать, оставалось разыграть последнюю карту — союз с Шотландией. Летом друг Эссекса лорд Маунтджой отправил Генри Ли к шотландскому королю — заверить его в том, что, несмотря на все слухи, Эссекс не претендует на английский престол и считает короля Якова единственным законным наследником. Незадолго до Рождества (позднее это подтвердил секретарь Эссекса Генри Кафф), созрел новый план. После того, как королева назначила Маунтджоя в Ирландию наместником, он снова отправил в Шотландию Генри Ли, на сей раз с таким посланием: если король Шотландии «вступит с нами в союз, милорд Маунтджой готов покинуть Ирландию и со своими сторонниками и армией, насчитывающей около пяти тысяч солдат, присоединиться к предприятию; вместе с войском, которое соберет граф Эссекс, нам хватит сил для осуществления задуманного». Таким образом Эссекс восстановит свое доброе имя, сокрушив соперников при дворе, а английский трон перейдет к королю Якову. Саутгемптон также сообщил Якову, что согласен участвовать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
И все же…
И все же…

Эта книга — посмертный сборник эссе одного из самых острых публицистов современности. Гуманист, атеист и просветитель, Кристофер Хитченс до конца своих дней оставался верен идеалам прогресса и светского цивилизованного общества. Его круг интересов был поистине широк — и в этом можно убедиться, лишь просмотрев содержание книги. Но главным коньком Хитченса всегда была литература: Джордж Оруэлл, Салман Рушди, Ян Флеминг, Михаил Лермонтов — это лишь малая часть имен, чьи жизни и творчество стали предметом его статей и заметок, поражающих своей интеллектуальной утонченностью и неповторимым острым стилем.Книга Кристофера Хитченса «И все же…» обязательно найдет свое место в библиотеке истинного любителя современной интеллектуальной литературы!

Кристофер Хитченс

Публицистика / Литературоведение / Документальное