Читаем Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 полностью

Кемп и Шекспир странно смотрелись вместе. Старше лет на десять, Кемп выглядел более солидно благодаря своему плотному телосложению. Он был хорошо сложен и корпулентен, обладал невероятной выносливостью, однако не терял и элегантности (для роли тучного Фальстафа ему приходилось надевать специально изготовленные вязаные штаны гигантского размера). На гравюре из дерева, датированной 1600 годом, — единственном прижизненном портрете Кемпа — изображен человек среднего возраста с седой бородой и длинными волосами. Однако, если судить по фигуре, он гораздо младше — мужчина среднего роста, мускулистый, крепкий, с хорошей выправкой; легкий на подъем, он одет в традиционный костюм для моррисовой пляски[1]. Кемп отреагирует на разрыв отношений со Слугами лорда-камергера, пустившись в пляс; его путь «из мира» (конечно же, имеется в виду Глобус) продлится — в начале 1600 года — от Лондона до Норича; моррисова пляска растянется на несколько недель, и в сольном танце на дороге он будет чувствовать себя, как на родной сцене. Манера поведения Кемпа выявляет еще одно его коренное отличие от Шекспира, связанное с социальным статусом. Обычно он изображал на сцене деревенских персонажей низкого социального положения; среди них Основа, Башка, Питер и Ланселот. Даже в роли Фальстафа, аристократа по происхождению, Кемп играл человека из народа и надевал для этой роли картуз ремесленника. Роль Фальстафа он воспринимал гораздо серьезнее, чем другие свои роли, в этом образе проявились его личные убеждения, которые лишь добавили ему популярности. Он ненавидел выскочек, карабкавшихся по социальной лестнице, и горячо приветствовал тех, для кого социальный статус значения не имел. Безусловно, стремление Шекспира доказать свою принадлежность к знатному роду раздражало Кемпа.

Кемп отдал театру много лет, начав свою карьеру в середине 1580-х в самой известной на тот момент труппе — Слуги графа Лестера. Эта гастролирующая труппа играла и при дворе, и в английской глубинке, и на континенте, в частности в Дании (Кемп, надо полагать, развлекал Шекспира историями о гастролях в Эльсиноре). Возможно, впервые пути Шекспира и Кемпа пересеклись в 1587 году, когда Слуги графа Лестера заезжали во время гастролей в Стратфорд-на-Эйвоне. Если Шекспир — а ему тогда было двадцать три года — помышлял о театральной карьере, то спектакль труппы графа Лестера в его родном городе, должно быть, окончательно убедил его в правильности выбора. Хотя к 1594 году и Кемп, и Шекспир скорее всего уже какое-то время работали в труппе лорда Стренджа, их имена появляются вместе, наряду с именем Ричарда Бербеджа, лишь год спустя, в 1595-м, — сохранилась запись о том, что они получили гонорары за представления при дворе в новой труппе Слуги лорда-камергера. Бербедж уже тогда подавал надежды как актер, а Шекспир уже был известен как драматург и поэт. Но их успех не мог и сравниться со славой Кемпа. В 1594-м, когда они с Шекспиром начали работать в одной труппе, у Кемпа не было ни тени сомнения относительно будущего, равно как и в 1599-м, на пике его театральной карьеры, — он актер, чье имя навсегда останется в истории елизаветинского театра.

Каким бы вежливым Шекспир ни слыл, уступчивостью он не отличался, особенно если речь шла о художественном вкусе и авторской воле, — он никогда не потакал знаменитым актерам. Сохранилась одна пикантная история того времени, проясняющая отношения Шекспира с известными актерами его труппы. На сей раз с Ричардом Бербеджем, которого Шекспир подменил, ловко воплотив в жизнь «принцип постельной подмены», столь характерный для его комедий. Эту историю в марте 1602 года записал в своем дневнике Джон Маннигем, студент юридического факультета, (хотя слухи о ней ходили по городу уже несколько лет):

В те времена, когда Бербедж играл Ричарда III, одна женщина, будучи от него без ума, назначила ему после спектакля свидание у себя, попросив прийти в образе Ричарда III. Шекспир, подслушав их разговор, пришел раньше Бербеджа и развлекал даму до тех пор, пока не появился Бербедж. Когда стало ясно, что за дверью ждет Ричард III, Шекспир попросил его удалиться, объяснив свое первенство тем, что Вильгельм Завоеватель правил раньше Ричарда III.

В сложившейся ситуации, подобно давней борьбе за первенство между актером и драматургом, Шекспир, меняя ход событий, одерживает победу, оставляя ведущего актера труппы замерзать на улице в то время, как сам держит в объятьях его поклонницу. Шекспир многолик — и последнее слово за ним.

Перейти на страницу:

Похожие книги

19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
И все же…
И все же…

Эта книга — посмертный сборник эссе одного из самых острых публицистов современности. Гуманист, атеист и просветитель, Кристофер Хитченс до конца своих дней оставался верен идеалам прогресса и светского цивилизованного общества. Его круг интересов был поистине широк — и в этом можно убедиться, лишь просмотрев содержание книги. Но главным коньком Хитченса всегда была литература: Джордж Оруэлл, Салман Рушди, Ян Флеминг, Михаил Лермонтов — это лишь малая часть имен, чьи жизни и творчество стали предметом его статей и заметок, поражающих своей интеллектуальной утонченностью и неповторимым острым стилем.Книга Кристофера Хитченса «И все же…» обязательно найдет свое место в библиотеке истинного любителя современной интеллектуальной литературы!

Кристофер Хитченс

Публицистика / Литературоведение / Документальное