Читаем Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 полностью

Решение Шекспира еще раз подтверждает его вовлеченность в политическую жизнь страны. У нас часто забывают о важном различии между глубоким интересом к политике и истории в целом и навязыванием определенной точки зрения на события. Другим авторам было совсем непросто скрыть свое истинное отношение к убийству Юлия Цезаря: у Данте Брут горит в аду, а Мильтон восхваляет его как героя-республиканца. Шекспиру же это удалось. Однако взвешенность его позиции воспринималась двояко — и как чрезмерная осторожность, и как очень смелый поступок. Смелый, потому что в принципе показать на сцене убийство Цезаря тогда, когда в Англии так настороженно относились к любому бунту, — довольно рискованно. В то же самое время, с его стороны было умно и весьма осмотрительно обратиться именно к Плутарху (другим лондонским драматургам это и в голову не пришло). Он знал, как и все, кто бывал при дворе, что недавно Елизавета сама с большим удовольствием перевела трактат Плутарха «О любознательности». В то время как Тацит отдавал явное предпочтение республиканцам, Плутарх — истинный монархист. Напомню, что Шекспир назвал пьесу именем Цезаря — хотя герой и задействован лишь в нескольких сценах (правда, в середине пьесы зрителю является его тень), — а не Брута, республиканца и главного действующего лица трагедии. Однако одно дело — поставить пьесу на сцене, и совсем иное — опубликовать ее. Несмотря на популярность в театре, при жизни Шекспира она ни разу не выходила в формате кварто. Англичане прочитали ее лишь 24 года спустя.


«Жизнеописания» Плутарха в переводе Томаса Норта были опубликованы в 1579 году французским издателем-иммигрантом Томасом Вотройером. После смерти Вотройера дело продолжил его ученик Ричард Филд, который, помимо других книг, в 1595 году выпустил переработанное и расширенное издание «Жизнеописаний» на английском языке. Филд и Шекспир учились в Стратфорде в одной грамматической школе, их отцы работали вместе: отец Филда — кожевенных дел мастер; отец Шекспира, недолгое время занимавшийся инвентарной описью его имущества, бывал у Филда по делам службы. Юный Филд появился в Лондоне на десять лет раньше Шекспира и, возможно, помогал тому освоиться на новом месте. Когда Шекспир решил опубликовать поэму «Венера и Адонис», он обратился к Филду. Они настолько закадычные друзья, что Шекспир словно невзначай упоминает его фамилию в «Цимбелине»: когда Имогену спрашивают, кто ее господин, она отвечает: «Ричард дю Шан» (то есть в переводе на английский Ричард Филд). Сам Филд часто подписывался как Рикардо дель Кампо, на испанский манер, когда речь заходила об испанских изданиях. Шекспир, возможно, пользовался экземпляром Плутарха (который ему подарил или одолжил Филд), изданным в формате Фолио, — это было дорогое и красивое издание стоимостью в несколько фунтов.

Шекспир впервые пролистал «Жизнеописания» еще в 1595-м, когда искал подходящие имена для персонажей «Сна в летнюю ночь»; у Плутарха он их заимствовал немало. В конце 1598-го Шекспир всерьез взялся за эту книгу. Первая пьеса, в которой ощутимо влияние «Жизнеописаний», — «Генрих V»; и дело не только в таких простых примерах, как неожиданное сравнение Генриха V с Александром Великим. В «Генрихе V» драматург впервые по-настоящему осмысляет жанр биографии. Краткие жизнеописания, мастерски воссоздающие внутренний мир персонажей, — образец для Шекспира. Его ранним пьесам не хватало глубины психологизма: поэтому между Титом Андроником и Гамлетом, героями-мстителями, лежит пропасть; огромная разница и между саморазоблачениями Ричарда III и Брута. Шекспир многому научился у Плутарха.

Внимательно изучив «Жизнеописания», драматург изменил свое отношение к Бруту и Цезарю, — мы можем судить об этом, так как оба упоминаются в его более ранних пьесах. Раньше Шекспир не особенно задумывался над убийством Цезаря, полагая, как и многие, что это гнусное преступление. За десять лет до «Юлия Цезаря», в финале третьей части «Генриха VI» (V, 3), королева Маргарита сравнивает убийство ее сына, принца Эдуарда, со смертью Цезаря от рук заговорщиков. В начале своего пути Шекспир считал Брута незаконным сыном Цезаря; с этой точки зрения, Брут совершает не просто политическое убийство, а еще и отцеубийство («…бастардом Брутом / Заколот Юлий Цезарь»; «Генрих VI. Вторая часть», IV, 1; перевод Е. Бируковой). Однако, прочитав Плутарха, Шекспир больше заинтересовался политическими причинами смерти Цезаря, нежели семейными обстоятельствами, и с нетерпением взялся за дело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
И все же…
И все же…

Эта книга — посмертный сборник эссе одного из самых острых публицистов современности. Гуманист, атеист и просветитель, Кристофер Хитченс до конца своих дней оставался верен идеалам прогресса и светского цивилизованного общества. Его круг интересов был поистине широк — и в этом можно убедиться, лишь просмотрев содержание книги. Но главным коньком Хитченса всегда была литература: Джордж Оруэлл, Салман Рушди, Ян Флеминг, Михаил Лермонтов — это лишь малая часть имен, чьи жизни и творчество стали предметом его статей и заметок, поражающих своей интеллектуальной утонченностью и неповторимым острым стилем.Книга Кристофера Хитченса «И все же…» обязательно найдет свое место в библиотеке истинного любителя современной интеллектуальной литературы!

Кристофер Хитченс

Публицистика / Литературоведение / Документальное