Один из первых

— Ну что ж, посмотрим, как выглядит ваш способ на практике, — заметил лейтенант и, отойдя метров на шестьдесят, остановился в ожидании.

С нескольких мин мы сняли слой земли. Своим саперам я приказал лечь подальше в сторонке, а сам, зацепив «кошкой» одну мину, отошел метров на пятнадцать и приник к земле. Потихоньку я стал подтягивать веревку к себе. Это была напряженная минута. Мина действительно была установлена на неизвлекаемость: с первой миной взорвались еще несколько соседних.

По нашему методу немецкий лейтенант в ближайшие дни изготовил несколько «кошек», привязав к ним веревки метров тридцать длиной. Наши саперы в порядке практики разминировали все минное поле за институтом.

И вот настало 27 апреля. Наш начальник корпуса все еще находился в Орле. Размахивая каким-то листком бумаги, в комнату вошел Барта:

— Послушай-ка, Дани, что я получил из Орла. — И он начал читать: — «Указания по борьбе с бандитами. По сведениям, полученным от немецкого командования, нам стало известно, что отряд бандитов силой в несколько сот человек действует в районе Студенок и Немед. Вполне возможно, основные силы отряда сосредоточены в лесу, что южнее Колчевского. Несколько соседних сел находятся в руках бандитов. Для ликвидации банды высылаю 5-й батальон самокатчиков, 1-й гусарский эскадрон, а также, в случае своевременного прибытия, один гусарский эскадрон 7-й дивизии. Батальон самокатчиков задействовать только по прибытии взвода тяжелого оружия. Командиру группы установить связь с капитаном германских войск Шором, который передаст более подробные сведения о бандитах. Командиру группы действовать по своему усмотрению, добиваясь полного уничтожения противника. В район болот не входить. Донесения доставлять ежедневно в штаб корпуса к восьми ноль-ноль». Ну, Дани, можешь действовать! И не ударь в грязь лицом!

— Благодарю. Где мне искать теперь этого Шора? И где находятся наши части? Как бы там ни было, а приказ выполнять нужно.

На станции офицеры, распоряжавшиеся разгрузкой эшелонов, ничего не слышали об этих эшелонах. Заехав в городскую комендатуру, я попросил выдать мне письменный пропуск на беспрепятственное передвижение по указанному маршруту. Пропуск мне выдали сроком на две недели. Узнав, куда и зачем я еду, немецкий офицер сокрушенно покачал головой.

— Но, господин капитан! В Фатеже нет никакого капитана Шора, тот район полностью занят партизанами…

— Приказ есть приказ, — ответил я немцу. — Нужно ехать, на месте увидим.

В Фатеже я не нашел ни венгерских, ни немецких солдат. Разыскав старосту и судью, я узнал от них, что немцы оставили село еще две недели назад.

Пришлось ни с чем вернуться в Курск. По пути я не встретил ни одного партизана.

Комната наша оказалась пустой. Я надеялся, что Барта, когда вернется, хоть как-то просветит меня. Не успел я отдохнуть, как ко мне пожаловали немецкий лейтенант и унтер-офицер. Лейтенант хотел узнать у меня, что мне необходимо для обучения саперов.

За короткое пребывание в Курске я запомнил раз и навсегда: прежде чем что-то спрашивать у немцев, угости их палинкои и сигаретами.

Так было и на этот раз: я поставил на стол бутылку абрикосовой палинки и стаканы и только после этого сказал, что мне очень нужен лесоматериал, поскольку мои саперы живут в конуре, которую нужно хоть как-нибудь благоустроить.

— Я обещаю вам, что завтра утром пошлю своего унтер-офицера за лесом, от вас требуется наряд, написанный на немецком языке, грузовик и люди дли погрузки, — сразу же заверил меня лейтенант.

Абрикосовая палинка так понравилась лейтенанту, что, едва мы закончили официальную часть разговора, он послал своего унтера достать два десятка яиц. Мы наслаждались палинкои, которая развязала лейтенанту язык. Он рассказал, что делалось под Курском до нашего приезда.

— Ужасная зима стояла в этом году. В городе и вокруг него шли ожесточенные бои. Нашим солдатам приходилось с боем брать каждый дом. Местные жители, оставшиеся в городе, прятались в своих домах, топлива у них не было. Наши солдаты пустили на топливо мебель, двери, оконные рамы.

Рассказ лейтенанта не удивил нас: все это было так знакомо. Мы выпили еще, палинка еще больше разогрела лейтенанта.

— Господин капитан! Посмотрите сюда, — он ткнул себя пальцем в грудь. — За зимнюю кампанию я получил этот орден. Я инвалид, но мне приходится служить, хочу я этого или не хочу.

Лейтенант ушел, и мы с Бартой поговорили о прошедшем дне. День у него тоже был не удачнее моего. Нам казалось странным, что приказы отдаются людьми, сидящими в Орле, да и неизвестно, кому отдаются. Я не нашел в Фатеже немецкого капитана Шора, ну это дело немцев, но и наше командование не имело ни малейшего представления о том, где находятся венгерские части.

Вечером мы послали в Орел короткое донесение и с нетерпением ждали ответа из штаба. Предполагаемого разноса не было. Выяснилось, что штаб тыла по согласованию с немецким командованием послал батальон самокатчиков куда-то на окраину Брянских лесов на борьбу с партизанами.