Один из первых

В конце апреля мне пришлось объехать соседние села, выбирая место для расквартирования частей корпуса. Удивлению моему не было границ: в селах, где я побывал, не было ни одной живой души. Между домов громоздились сгоревшие остовы немецких и советских танков. Но бои здесь шли давно, люди уже должны были бы вернуться на свои насиженные места. Вскоре все выяснилось: мой немецкий проводник рассказал, что не так давно здесь была эпидемия тифа и потому командование приказало убрать отсюда все немецкие войска. Часть местного населения унес тиф, остальные бежали с этих мест.

Мне повстречался старик, который бесцельно бродил по улице.

— Господин капитан, — обратился он ко мне. — Это не мое дело, но только я хочу предупредить вас: прежде чем прислать сюда венгерских солдат или каких других, прикажите сделать дезинфекцию. Тиф еще не ушел отсюда…

После такого предупреждения мы не осмелились войти ни в один дом и, приехав домой, бросились мыться. Конечно, ни о каком размещении венгерских войск в этих деревнях не могло быть и речи. Городская комендатура дополнительно выделила нам несколько зданий на Первомайской улице, и надо теперь осмотреть эти здания.

В одном доме я увидел такую картину: в комнате сидело около тридцати ребятишек. Худые, оборванные дети с испугом уставились на меня.

— Господин офицер, не обижайте их! — жалобно произнесла старуха, которая находилась с детишками.

Мне невольно вспомнился далекий Сомбатхей, жена, мои дети.

Старуха с тревогой посмотрела на меня и снова запричитала:

— Эти крошки сироты, их отцы на войне, а матери погибли или умерли. Мы здесь с самой зимы. Не обижайте их!

На ломаном русском языке я, как мог, успокоил старуху. Никто и не собирался обижать детишек.

На следующий день ко мне пришли две русские женщины и попросили чего-нибудь горячего для детей. Я сказал, чтобы они приходили сразу после обеда, им будут отдавать все, что у нас останется.

Наши солдаты разместились в соседних домах. Старушка теперь могла быть спокойна.

Постепенно мне стала ясна картина. Зимние бои были тяжелыми, а тут еще суровая зима. Солдаты сильно страдали от холода…

Поскольку ни части, ни штаб корпуса не торопились покидать Орел, я спокойно, мог осмотреться в Курске. Из местных жителей там остались только старики да дети. В мае жизнь в городе оживилась. На главной улице открылись две-три лавчонки и нечто похожее на комиссионный магазин, где можно было купить старые подсвечники, иконы, коробки и шкатулки, украшенные жемчугом, старые меховые изделия, гармошки, балалайки, скрипки. Открылась даже небольшая скобяная лавка. Был в Курске и базар, где торговали махоркой, табаком, яйцами, зеленью. В ходу были немецкие деньги. Почти все можно было выменять на хлеб и сигареты. Венгерские солдаты приходили со своей переводчицей — пожилой словоохотливой женщиной, которая после первой мировой войны вышла в Венгрии за русского пленного, а позже переехала к нему на жительство в Курск.

Уходя из города, русские успели вывезти все оборудование фабрик и заводов, так что здания эти стояли пустыми, если не были разрушены при бомбардировке. В более или менее пригодных заводских зданиях немцы устроили ремонтные мастерские.

2 мая от немецкого командования был получен приказ для 2-й венгерской армии. Немцы торопились: наши части еще не прибыли, а уже был отдан приказ, согласно которому венгерские 6, 7 и 9-я дивизии поступали в распоряжение немецкого командования.

3 мая в город прибыл штаб корпуса, и сразу же начались переговоры с командирами немецких дивизий. Смена должна была произойти между 17 и 25 мая.

Замена произошла, но не очень удачно. В 7-й дивизии были случаи заболевания тифом со смертельным исходом. За короткий срок скончалось семнадцать человек.

Не обошлось без неприятных инцидентов. Перед приездом в Курск наш саперный батальон заночевал в селе Фатеже. Когда батальон покидал село, на дороге была обнаружена мина. Подозрение пало на одного парня с девушкой, им было лет по восемнадцати-двадцати. Их схватили, быстро допросили и тут же повесили, не забыв сфотографировать. Командир батальона подполковник Надаи и начальник инженерной службы корпуса полковник Шиклоши чуть не поссорились. Каждый утверждал, что это он отдал приказ повесить русских. Приговор привел в исполнение фельдфебель Ковач, которого я знал еще до отправки на фронт, — человек неприятный, трусливый, но жестокий. Это был настоящий садист, — впрочем, он даже не отрицал этого. В ходе допроса так и не удалось точно установить, кто положил мину на дороге…

Наш корпус уже наполовину сменил немецкие части, когда вдруг прибыл приказ командующего группой армии «Юг» генерал-фельдмаршала фон Бока об использовании 2-й венгерской армии. Речь в этом приказе шла о том, чтобы немедленно подчинить 2-ю венгерскую армию командующему 2-й немецкой армией и направить ее на южное крыло фронта.