Один Христос. Два христианства

Попытка истолковать содержание христианской веры в категориях Аристотеля окончилась явным провалом и привела – да и не могла не привести – к полной путанице. Великий Учитель богословия, наш «общий учитель», не способен объяснить то, что составляет самую суть христианской веры – это уж слишком, не правда ли?!

Сведение духовного к интеллектуальному

Я хотел бы сейчас коснуться здесь одного вопроса, который, наверное, покажется вам вторичным, техническим, интересующим только специалистов, хотя на самом деле от решения его очень многое зависит на практике. Пытаясь привести христианское вероучение в соответствие с философией Аристотеля, Св. Фома соединил душу и дух, сведя их к единому началу – интеллектуальному. Начиная с него мы, на Западе, различаем в человеке два элемента: тело и душу – он для нас двусоставен. Хотя до него христиане, как на Востоке, так и на Западе, различали в человеке три элемента: тело, душу и дух (последние два иногда менялись местами). Душа рассматривалась как носитель аффективной и интеллектуальной жизни, тогда как дух – жизни особой, духовной. Восточные христиане и по сей день сохраняют это различие, которое можно найти уже в Ветхом Завете. Однако духовный опыт Аристотеля, не был, очевидно, слишком богат.

О. Луи Коне, известный специалист по мистической литературе, настойчиво указывал на то, что мистики всегда пытались восстановить этот третий, духовный, элемент в своих правах, уверяя, что в душе есть особая, отдельная от прочих область, через которую происходит единение с Богом. Одни называли ее «острием души», другие – ее «глубиной», но задача при этом была одна: разграничить то, что можно познать о Боге силой разума (этим и занимается богословие), от того, что душа может познать о Нем опытным путем, в том самом «отдельном» месте, которое представляет собой совершенно отличную от разума область. Все мистики согласны с тем, что никакие сознательные усилия, а тем более разум или иные способности, не позволяют добиться единения души с Богом. На наших способностях это единение, безусловно, сказывается, но переживается оно как субстанциональная встреча: «сама душа, субстанциональная реальность души, соприкасается с субстанциональной реальностью Бога… и оттуда, из глубины души, один за другим, словно морские волны, бьющиеся о берег, набегали на эти способности (волю и знание) мощные валы благодати – набегали, не смешиваясь с ними, как вода не смешивается с прибрежным песком, но остается по отношению к нему внешней, инородной стихией».[63]

Итак, согласно Св. Фоме,[64] духовная жизнь уподобляется жизни интеллектуальной. В результате в центре западной «духовной» практики окажется не молитва, которая с применением разума ничего общего не имеет, а интеллектуальная медитация. К сожалению, в обучении верующих, в том числе монашествующих, и даже будущих священников, такую медитацию нередко называют молитвой, в результате чего с истинной молитвой они оказываются незнакомы. Это смешение духовного с интеллектуальным оказало на подготовку монашества и духовенства, как и на просвещение мирян, самое пагубное влияние. Так, о. Шеню, доминиканец, настаивал на том, что, согласно учению Аристотеля и Св. Фомы, в интеллектуальной работе лабораторного исследователя и в созерцании мистика действует одна и та же способность.[65]

Вероучительная ошибка и здесь оказалась чревата серьезными практическими последствиями. Их глубинные причины подробно проанализированы мною в статье, опубликованной в 1963 году в православном журнале и перепечатанной в 2008 году в одной из моих книг.[66]