Один на льдине

Гура с чувством исполненной обязанности положил деньги в бардачок машины.

Когда он уехал, Влас, тяжело вздохнув, направился к бетонному колодцу. Спустившись в него, облачился в брезентовый костюм, оставленный здесь, надел рукавицы и с обреченностью каторжника углубился в бетонный желоб. Теперь он в нем продвигался с ловкостью змеи. Не отягощенный довеском в лице Умника, он имел даже возможность обдумать все последние события. Тревожило только одно: «Надо было, прежде чем ехать к Ирине, сделать несколько пересадок из одной тачки в другую, чтобы никто не проследил, куда я ездил и где мог оставить деньги. Но что бы мне это дало? Лишнюю потерю времени. Если менты за мной следили, то, как бы я ночью ни крутил перед ними задом, они все равно не слезли бы с моего хвоста и выследили бы дом Ирины. Теперь остается только ждать, изымут они у Ирины деньги или нет. Не должны! Мне ведь Шаповалов обещал, что не будет интересоваться моими деньгами, если к этому его не принудит Умник…»

Мокрый, как после бани, вконец обессиленный, Влас все же добрался до конца желоба, где избавился от брезентового костюма. С помощью преданно поджидавшего его Камбота выбрался из колодца и облачился в зековскую одежду.

Влас не стал просить Камбота, чтобы тот помог поставить бетонную плиту на прежнее место. На это у него уже не было сил. Зная о побеге больше, чем Камбот, он считал суету с бетонной плитой лишней.

Поддерживаемый Камботом, как пьяный, Влас возвратился к себе в барак, разделся и мгновенно уснул.

Власу показалось, что он и не спал, когда его разбудили зеки, поднимающиеся со шконок по сигналу тревоги. Уже было светло. По требованию своих непосредственных начальников — начальника отряда, инспектора отдела безопасности и оперуполномоченного отряда — зеки были построены на плацу, где с помощью количественного подсчета и пофамильной переклички по отрядным спискам в течение двадцати минут было установлено, что из учреждения сбежал Хворостов Николай Александрович.

Для сведения читателей сообщу, что одновременно с проверкой контингента зеков на плацу руководство колонии проводило проверку наличия осужденных в штрафных и дисциплинарных изоляторах, помещениях камерного типа.

Черносливов знал, кто сбежал и когда, но, продолжая игру, обязан был проводить все необходимые мероприятия, как при настоящем побеге, чтобы зеки не заподозрили обмана.

После установления личности беглеца зекам позволили возвратиться в свои бараки. Одновременно были перекрыты поисковые группы, часть которых была обязана оседлать все ближайшие пути отхода беглеца, другие группы направились искать Умника в местах его возможного появления…

Успешный и загадочный побег Умника из колонии вызвал в среде зеков множество толкований, версий, догадок и предположений. Авторитеты, близкие к Дикому и знавшие подробности побега, щеголяя своей осведомленностью, кидали в зековскую массу подогревающую информацию:

— Умник в нашем деле чувак, это все знали, так что не с его чердаком так ловко и легко можно было слинять из хаты. Ему за бабки кое-кто помог бежать, а кто, вы и сами не хуже нас знаете.

К начальникам оперчасти и службы безопасности поступала масса донесений, в которых оперативники, ссылаясь на информацию своих агентов, сообщали, что ночью Влас со своим дружком Камботом отсутствовали в бараке почти до утра. Другие агенты вспомнили, что накануне побега они видели несколько раз Власа, приватно беседующего с Умником.

При обилии такого компромата на Власа Черносливов не мог игнорировать мнение помогавших администрации зеков. Те считали, что Влас должен подвергнуться тщательной проверке оперативниками и что хозяину нужно побеседовать с ним.

Чтобы козлом отпущения в побеге Умника оказался не один Влас, Черносливов решил переговорить с Диким. Тот должен почувствовать, что администрация учреждения не настолько глупа, чтобы не догадываться, кто был организатором и вдохновителем состоявшегося побега.

Беседу с Диким Черносливов проводил в своем кабинете, чтобы положенец понял всю ее важность и серьезность.

— Иван Борисович, между мной и вами ранее не было неприязненных отношений. Как положенцу, я вам неофициально предоставил очень много полномочий. Вы с этим согласны?

— Вполне!

— Почему же тогда вы строите мне разные козни?

— Я что-то, Владимир Витальевич, не пойму, в чем вы меня хотите обвинить?

— Не надо, Иван Борисович, умалять свою роль в жизни нашего учреждения. Я полагаю и даже уверен, что побег Умника из нашей колонии осуществился благодаря вашей помощи и под вашим руководством. Вы знаете, что побег заключенного из зоны — чрезвычайное происшествие, за которым последует обязательное наказание меня, а я, в свою очередь, тоже раздам «награды» своим подчиненным за их нерадивое отношение к службе. Возникает резонный вопрос: вы что, решили пойти со мной на конфронтацию?