Один на льдине

— На имя Кузнецова Бориса Алексеевича; все другие данные пускай останутся моими. — Умник назвал дату и место своего рождения.

Щука все записал в блокнот.

— Подстригаться тебе нет необходимости, но побриться придется, — критически рассматривая Умника, заметил Щука.

— Для какой надобности?

— Фотки твои нужны на документы.

— Я хочу сняться в приличном костюме, при галстуке.

— Тогда фотографироваться повременим. У нас во всем причале никто ошейников не носит.

— Это их проблемы, — категорично ответил Умник и объяснил Щуке, какого цвета, размера и из какой ткани ему нужны костюм, галстуки и рубашки.

— Тебя менты по всему городу ищут, поэтому из дома никуда не выходи.

— Я это и сам понимаю.

— Ты мужик в самом соку, тебе, наверное, телка нужна? — поинтересовался Щука.

— Мои фотографии, по-видимому, развешаны по всему городу и области. Я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от какой-то случайной шмары.

— Толково рассуждаешь, не зря тебе дали кличку Умник. А все же перепихнуться с бабой хочется?

— Конечно, хочется! Я же сюда прикатил не из санатория, а из зоны.

— Ты видел хозяйку причала?

— Ту, что нас кормила?

— Да. Что скажешь о ней?

— Ничего вроде бы бабенка. Сколько ей лет?

— Сорок. Понравилась?

— Пойдет!

— Так я могу с ней переговорить?

— Говори. Другой-то работы тут для себя я пока не вижу, — пошутил Умник. — Ты скажи, как ее звать-то?

— Екатериной.

— Хорошее имя.

— Да и сама она из себя ничего. Ну так я пошел, приведу ее.

— Скажи ей, если хорошо меня обслужит, рассчитаюсь с ней валютой, не обижу.

Кто бы мог подумать год назад, что Умник станет своим человеком в зековской среде. Но судьба преподносит свои сюрпризы, и человеку остается принимать их как должное и приспосабливаться к жизни или бороться с судьбой. Умник предпочел вести себя по законам сложившихся обстоятельств — в данном случае по законам притона, в который попал.

Екатерину Щука нашел на кухне. Она стояла у стола и чистила картошку. Любуясь ее статной фигурой, Щука завистливо причмокнул языком: «Эх, лет двадцать назад как бы я ее отодрал…»

Подойдя к Екатерине, он нежно провел ладонью сверху вниз по ее спине, ощутив и застежку бюстгальтера, и кромку трусов.

Не прерывая работу и не отстраняясь от его рук, Екатерина скептически поинтересовалась:

— Ты никак, Иван Сергеевич, собрался меня совратить?

— Куда мне тебя совращать! Таких баб, как ты, я могу только глазами есть.

— Тогда чего трешься возле меня, как рыба о камыш?

— Твой постоялец хочет тебе свою антенну предъявить на пистон. Как ты на это дело смотришь?

— Положительно! — отложив картошку и нож на кухонный стол, ответила Екатерина, сразу переключившись на разговор с Щукой. — Мужик он молодой, пускай потопчет вдовушку. Надеюсь, пупок мне не сотрет.

— Дуреха! Я не успел еще рта раскрыть, а ты уже собралась трусы снимать. Так не пойдет. Я договорился с ним, что он за твои ласки будет валютой рассчитываться. Ты стала теперь валютной бабой, а раз так, то, прежде чем под него лечь, поломайся, повоображай.

— Ты, Щука, совсем в любви не разбираешься, а все туда же, лезешь со своими советами. Я в них совершенно не нуждаюсь. Дуры те бабы, которые тратят время на разные уговоры. Мужик, пока с ней повозится, может сгореть. Мне головешки от пожара не нужны. Пускай он весь огонь свой во мне потушит. Вот так-то, дорогой мой наставник. Когда к нему подойти?

— Ох ты, Катька, и лошадь! Ты мне смотри, раньше времени его не угрохай. Он нам еще живой нужен.

— Если он окажется хорошим наездником, то не волнуйся, я его и сама приберегу. Сейчас путевых мужиков-то не осталось — то наркоманы, то алкаши, то такие пердуны, как ты.

— Отрезать бы тебе твой язык, чтобы не хамила мне, но я к тебе слабость имею, а поэтому грубость прощаю. Только помни: если при посторонних начнешь вот так меня паскудить — зарежу.

Но Екатерина была своей в воровской среде и научилась легко выходить из тупиковых ситуаций.

— Ты, Щука, все же нахал: сам начал ко мне приставать, а как я по женской слабости стала перед тобой выбрыкивать, так ты сразу и обиделся на меня.

— Я же тебя не унижал, — заметил Щука.

— Ну ладно, так уж и быть! Как постоялец съедет, приходи ко мне, пожалею.

— Так бы давно и сказала, — повеселел Щука, считая инцидент исчерпанным.

Чуть позже он отправился делать покупки для Умника. Эту работу своим шнырям он поручать боялся: и деньги потратят, и купят не то, что надо, а потом все переделывай, а это дополнительные затраты.

Умник, находясь в блатхате, не боялся, что его тут ограбят или убьют из-за денег. Не потому, что верил шестеркам Дикого, а потому, что точно и тонко все рассчитал. Из-за каких-то нескольких десятков тысяч долларов воры его убивать не станут. Другое дело, что такое желание у них появится, когда он пойдет собирать остальные деньги по своим заначкам. А раз так, то он мог и задержаться в понравившейся ему берлоге.