Один плюс один

Некоторое время я лежу с открытыми глазами.

Темнота не мешает. Я знаю, что снаружи — вечер. Уже почти стемнело. Еще чуть-чуть — и…

Я снова был там. В повторяющемся сне. И снова сон не хотел отпускать меня, он еще жил во мне, я слышал шелестящие голоса, видел погруженное в студень тело. На миг мне показалось, что стоит сейчас повернуть голову — и я наконец пойму…

Искушение было слишком сильным. Я повернул голову — и провалился в два изумрудных колодца, раскрывшихся мне навстречу.

— Ты опять был там?

— Да, Элис.

(Откуда она знает?!!)

— И я — тоже.

—  Ты?!!

— Я. Это уже не в первый раз. Только раньше я не говорила, потому что почти ничего не помнила. А теперь… Я знала, что ты рядом — но я не могла повернуть голову и посмотреть.

— И я — тоже! Значит, это ты — на том, втором ложе; как и я, залитая в студень?

— Да, Влад. Знаешь, иногда мне кажется… мне кажется, что там лежим мы-настоящие. В коме. Там мы, наверное, очень хотели жить — и на пороге смерти создали себе этот мир, мир посмертного существования — чтобы уйти сюда насовсем, когда врачи устанут бороться за наши жизни. Там мы еще живы — но нам осталось недолго.

Она помолчала.

— Когда я думаю об этом — мне становится страшно, Влад.

— Почему, Эли?

— Потому что я боюсь, что когда мы умрем там — здесь тоже все кончится. Навсегда.

— Ну, здесь мы уже умерли, — наигранно усмехаюсь я. — Но даже если все так и есть, и здесь мы — лишь беглецы от смерти, то когда наши настоящие тела там умрут, мы останемся здесь. Нам просто перестанет сниться этот сон.

— Я очень надеюсь, что ты прав, Влад, — Эльвира серьезна, как никогда. — Но еще больше я боюсь другого. Я боюсь, что там мы очнемся. И жизнь вновь станет серой и скучной. Как раньше. Как у всех них. А это все окажется только сном…

Вот как? Девочка моя, ты убежала от жизни — сюда, ко мне и теперь боишься вернуться?

Вот это — действительно страшно!

Я не стал говорить ей о своих подозрениях.

Нет-нет, мы всего лишь видим один и тот же сон! Просто сон. Один на двоих. Ну, может быть, не совсем сон. Прорыв в какую-то другую, невероятно искаженную реальность. Кто знает, на что способна извращенная, уже не человеческая психика немертвого?

Сон разума рождает чудовищ. А сон чудовища?..

Но если Эльвира все-таки права, и мы видим не просто сны — то там нас отнюдь не лечат, отнюдь не пытаются вернуть к жизни. Этого она может не бояться.

Все гораздо хуже.

Там на нас ставят какой-то эксперимент. Там нас ведут по сценарию, в конце которого может ждать только одно…

Так что пусть уж лучше наши видения окажутся просто снами, кошмарами для вампиров. Кошмарами, которыми мы пытаемся отгородиться от самих себя.

Да, отгородиться, защититься! Потому что если на самом деле мы лежим там, то все, что происходит здесь — сон, иллюзия! Чей-то идиотский сценарий, безумный эксперимент… Но ведь тогда на нас нет вины, нет ничьей крови! А значит… значит, мы, сами того не осознавая, хотим, чтобы кошмар оказался реальностью, встал между нами и нашей истерзанной, умирающей совестью, ее останками!

Но рано или поздно совесть умрет в нас окончательно.

И тогда мы проснемся.

Проснемся здесь.

Или…

«Еще немного — и я просто сойду с ума», — мысль была на удивление трезвой и отстраненной.

* * *

— Ну, ребята, у вас и шутки! Вы б еще крышку заколотили! Так же и задохнуться, блин, можно…

Эли не удержалась и хихикнула.

Крышка со стуком упала на пол, и капитан Прохоренко сел в гробу, являя собой живую (ну, скажем, условно живую) пародию на воскрешенного Лазаря. Встает из гроба Лазарь, оглядывается по сторонам и заявляет: «А вы, блин, кто такие? Почему здесь собрались? А ну-ка, предъявите документики!»

Вовремя капитан проснулся! Еще немного — и мы с Эльвирой утонули бы в дебрях психологии и самокопания, а там и до съехавшей крыши — рукой подать. Сумасшедшие среди вампиров встречаются куда чаще, чем среди людей. Взять хоть ту же Безумную Нищенку. Да и «нормальные» вампиры — не такие уж нормальные на самом деле. Пережить собственную смерть — не шутка! Посмотрю я на вас…

— А чего вы впотьмах сидите?

Та-а-ак. Кажется, сейчас придется объясняться.

Я выбрался из кровати и щелкнул выключателем.

Капитан сидел в гробу растрепанный, небритый, с синюшными трупными пятнами на лице, и ошалело моргал.

— С Днем Рождения, Василий!

— Спасибо… Только я зимой родился, в январе!

— То ты в первый раз родился. А сегодня — во второй, — как ребенку, объяснил ему я.

— А, ты в этом смысле…

Нет, он действительно ничего не понял!

— Посмотри на свою рану.

— А… — он осекся. Выбравшись из гроба, скинул заскорузлый от крови милицейский китель, сорвал продырявленную рубашку. Оторопело ощупал живот, колупнул ногтем корку засохшей крови…