Один шанс на соблазнение

Надо же, он думал, что Энцо помешался, когда узнал, что станет отцом, а теперь сам… Теперь он понимает своего брата.

– Какого разговора? – спросила Стелла. – О том, что будет с нашим ребенком, когда он или она родится?

– О том, что, когда наш ребенок родится, он или она останется со мной.

«Вот как? И когда же ты принял это решение?»

В глазах Стеллы промелькнул гнев. Что ж, пусть злится. Она должна знать, за какую черту ей нельзя переступать. Он потерял обоих родителей – отца, одержимого властью, и мать, одержимую алкоголем, – и это стало для него болезненным уроком. И хотя он не лучше их, у него, во всяком случае, есть шанс измениться и не причинить своему ребенку боль.

Для Данте стало сюрпризом то, что его заботит судьба кого‑то еще, а не только своя, однако от своих мыслей и выводов он не отказался и открыто встретил взгляд Стеллы, демонстрируя ей свою непреклонность.

– С тобой? – с презрением произнесла она. – С бесшабашным плейбоем, которому плевать на всех, кроме самого себя? Ты серьезно хочешь, чтобы ребенок жил с тобой?

Данте отлично понимал, что Стелла намеренно дразнит его, а это означало, что ей удалось найти брешь в его холодной броне. Он улыбнулся:

– Тебе придется признать, что гораздо лучше иметь такого отца, чем мать‑убийцу.

Она покраснела, не найдя, что ответить на это.

– Знаю, котенок, – ласково проговорил Данте, – ты еще не стала убийцей, но ты сама предупредила меня о том, чтобы я не терял бдительности. И это ты целилась в меня из пистолета и заявляла, что жаждешь моей смерти.

– Что ты хочешь от меня услышать? – напряженным голосом спросила Стелла. – Что я больше не буду покушаться на твою жизнь? А ты поверил бы мне, если бы я сказала такое?

«Ты же не веришь, что она сможет убить тебя».

Естественно, не верит. На своем веку он успел познать немало женщин. Лежа под ним, охваченные страстью, они являли ему свое истинное лицо и открывали душу. Со Стеллой произошло то же самое. В ту ночь в Монте‑Карло он увидел ее душу и понял, что она соткана из страсти и радости. Что у нее душа не убийцы.

– Я бы поверил тебе, – медленно проговорил он. – Только не уверен, что ты поверила бы самой себе.

– В каком смысле? – удивилась Стелла.

– Я считаю, что ты, котенок, не убийца. Но когда я сказал об этом в Монте‑Карло, тебе это не понравилось. Думаю, не нравится тебе это и сейчас. Вот ответь мне, Стелла Монтефиори, тебе приятно, когда тебя называют убийцей?

Вместо ответа, Стелла отвернулась. Она взяла стакан с соком и поднесла его к губам. Данте заметил, что ее рука дрожит. Интересно, подумал он. Неужели она и в самом деле считает себя убийцей? Возможно, ей пришлось убеждать себя в этом, чтобы решиться на ту аферу в Монте‑Карло. Только вот в голове никак не укладывается, как такая хрупкая очаровательная женщина, нежная и ранимая, полная доброты и страсти, могла прийти к мысли, будто способна отнять у кого‑то жизнь? Да, она нацепила на себя образ хладнокровного убийцы, но этот образ уже дал трещину. Любопытно, что стало причиной разрушения – он сам или ребенок?

– А тебя, как понимаю, устраивает, когда тебя называют эгоистичным плейбоем? – после долгого молчания скорее заключила, чем спросила она, ставя стакан на стол.

– Это не ответ.

– Я не обязана отвечать тебе.

– Не обязана. Но я видел твою душу, котенок. Ты показала мне ее в ту ночь, когда оседлала меня и загнала нас обоих в блаженство.

«Какая тебе разница, что она думает о себе?»

Данте не знал, что сказать на это. Может, им движет самое обычное своекорыстие? Как‑никак, ему не хочется, чтобы она строила планы мести и покушалась на его жизнь. Но, с другой стороны, если он так уверен в том, что она не решится убить его, тогда какое ему дело, что она думает о себе?

«Возможно, своекорыстие тут ни при чем. Возможно, тебя заботят ее чувства».

Нелепость какая‑то. Он же практически ее не знает, с какой стати ему заботиться о ее чувствах?

На этот раз Стелла не отвела взгляд.

– Если ты считаешь, что я не попробую убить тебя, почему я все еще здесь?

– Ты сама это знаешь. Из‑за ребенка.

– Странно, что эгоистичный плейбой, прославившийся своим отвращением к семье, вдруг обрадовался неожиданному ребенку.

В ее голосе явственно слышался гнев, хотя она и старалась держать себя в руках.

Да, она подвержена страстям. Гнев, упорство, азарт – все это способно нанести урон ее хрупкой броне. А что нужно сделать, чтобы разрушить ее окончательно? И что произойдет, когда она разрушится?

– Я уверен, что ты, вжившись в образ убийцы, совсем не обрадовалась, обнаружив, что беременна, – сказал Данте, отмахнувшись от непрошеных мыслей. – Конечно, тебе плевать, предъявляю я права на ребенка или нет. Ты же рассчитываешь за то время, что будешь жить у меня, довести до конца свою затею с убийством.

Глаза Стеллы полыхнули огнем.

«Это неправильно, провоцировать ее, и ты это знаешь».

Может, и так. Но он уже наделал так много ошибок, что еще одна ситуации не изменит.