Один шанс на соблазнение

Данте категорически отказывался говорить о такой пустой штуке, как любовь. Он уже дал Стелле больше, чем хотел, больше, чем кому‑либо на свете, в том числе и брату. Он никогда не ощущал в себе необходимости быть искренним с другим человеком только потому, что этот человек был искренен с ним.

Только вот было в ее открытом и прямом взгляде нечто такое, что вызывало у него потребность ответить ей такой же открытостью и искренностью. Да, ему было дело до матери, даже когда ей от него ничего не было нужно. Она игнорировала все его усилия, отвергала все его предложения о помощи. Но он упорствовал, и тогда она заявила, что, если бы он на самом деле любил ее, он оставил бы ее в покое. Будучи при смерти, она и тогда не приняла его помощи.

А вот Стелла приняла, позволила позаботиться о ней. Она вообще ни в чем ему не отказывала. Он дал слабину, согласившись рассказать ей о своей жизни с матерью, однако его надежда на то, что этим все и закончится, не оправдалась.

– О чем конкретно ты меня просишь? – абсолютно спокойным тоном сказал Данте. – Чтобы я упал на колени и признался тебе в любви? Если ты этого хочешь, мне придется тебя разочаровать.

– Знаю, – произнесла Стелла с таким достоинством, что ему стало стыдно. – Речь не обо мне. Речь о нашем ребенке.

Неожиданно в Данте вспыхнул гнев, тупой и жаркий.

Он не желает говорить о любви! Он даже думать об этом не желает!

Любовь – это когда мать швырнула ему в голову стакан за то, что он вызвал ей скорую. Любовь – это ее угрозы сдать его в полицию за то, что он поколотил Роберто. Любовь – это ее слова о том, что она сыта им по горло и что ему пора убираться прочь. Любовь – это ее смерть на больничной койке, когда она, так и не придя в сознание, лишила его последней возможности поговорить с ней.

– У нашего ребенка будет все, что я в состоянии ему дать, – сказал Данте. – Называй это как хочешь.

– А если он или она захочет твоей любви?

– Я не стану мешать.

– Но ты хоть как‑то ответишь на их любовь?

Слова впились в него, словно рыболовный крючок, и очень больно рвали душу.

– А надо?

Данте подумал о том, чтобы затащить ее в постель и ласками вынудить оставить в прошлом все то, что и должно там оставаться. Такое, например, как сознание, что, вероятно, он смог бы спасти мать, если бы не ушел. Что она не умерла бы.

«Это ты виноват».

– Это не ты говоришь.

– С чего ты взяла? Ты же меня совсем не знаешь.

– Ошибаешься. – Она опять нежно погладила его по щеке. – Я знаю, что тебе важен наш ребенок. Я знаю, что ты желаешь ему добра. Я знаю, что ты заботишься обо мне, несмотря на то что я пыталась убить тебя. И я знаю, что ты злишься. Ты очень‑очень сильно злишься на свою мать. У тебя есть на это право. Ты нуждался в ней, а ее не было рядом, и ей нет оправданий. Никаких.

Данте едва сдержал порыв оттолкнуть ее и уйти. Однако он помнил, насколько она ранима. Он помнил, как прошлое жестоко обошлось с ней. И, несмотря на все это, сказал он себе, ее душа открыта. Она не такая, как он. Она никогда не будет безразличной.

И это делает ее идеальной матерью для их ребенка.

«В отличие от тебя».

Но Данте не хотел об этом говорить и еще меньше думать. Он был сыт по горло своим гневом и угрызениями совести.

– Хватит анализировать меня, – сказал он, беря Стеллу за руку. – Сейчас меня интересует кое‑что другое.

Он вынудил ее обойти столик и подойти к нему, а затем усадил верхом на свои колени.

– Данте, ты можешь доверять мне. Понимаю, из уст того, кто месяц назад целился в тебя из пистолета, это звучит странно, но все же. Я никогда не подведу тебя.

Он заскрежетал зубами – так сильно спазм вдруг сдавил грудь.

– Мне не нужно твое доверие, – пробурчал он, отдавая себе отчет в том, что ведет себя как последний мерзавец. – Мне нужно твое тело, ясно?

– Да, – спокойно ответила она. – Бери его. Я же говорила, что никогда ни в чем не откажу тебе.

Он не рассчитывал на такое. Он не рассчитывал, что она просто… уступит ему.

Его кровь наполнилась адреналином, сердце учащенно забилось.

– Плохая идея, котенок. – Его голос прозвучал глухо и хрипло. – Я не в том настроении.

– Мне плевать. Поступай как хочешь. Ты забыл, что я сильнее, чем выгляжу?

О да, это он отлично помнил.

Данте овладел ее губами, давая понять, что обязательно возьмет у нее желаемое. Стелла обхватила ногами его талию и приоткрыла губы, подтверждая свои слова о том, что она никогда не прогонит его. Не откажет ему. Она бросала ему вызов и звала на так желанную им битву.

Он подхватил ее на руки и влетел в гостиную. Там он уложил ее на толстый пушистый ковер и распахнул полы ее халата. Лучи вечернего солнца позолотили ее обнаженное тело.

– Ты хочешь меня? – услышал он собственный голос, вставая на колени между ее раздвинутых бедер и наклоняясь над ней. – Стелла Монтефиори, ты хочешь меня?

– Да. Очень хочу.

– Ты должна хотеть только меня.

Данте не знал, почему вдруг потребовал этого от нее, если учесть, что он продолжал настаивать на браке без секса. Его душа желала чего‑то, что олицетворяла только Стелла, гордая и решительная, полная сердечной теплоты и покорности. Только она могла дать ему это.