«Ты больше нигде этого не найдешь. И ты не хочешь, чтобы она искала это на стороне».
– Я передумал, – объявил он. – Когда мы поженимся, ты станешь моей. Для тебя перестанут существовать другие мужчины, ясно?
– Да, ясно. И для тебя не будут существовать другие женщины.
Данте едва не расхохотался: он, естественно, ожидал, что она потребует того же самого от него. Только спорить он не собирался.
– Мне больше никто не нужен. – Он надеялся, что она по его взгляду поймет, насколько он искренен. – Зачем мне кто‑то еще, когда ты можешь дать мне все, что нужно.
А после этих слов он целовал ее, брал от нее желаемое, наслаждался ее вкусом, впитывал ее жар. Время для него замедлилось, и он мечтал, чтобы эти сладостные мгновения не кончались.
– Ты потрясающий, – прошептала Стелла, с восторгом глядя ему в глаза. – Я в жизни не встречала более потрясающего мужчины.
Данте показалось, будто его грудь пронзила стрела, боль была сильной и горько‑сладкой. А все потому, что в объятиях Стеллы он впервые ощутил себя полноценной личностью, а не подлецом, позволившим умереть собственной матери, растратившим жизнь на самобичевание и попытки уверить себя в том, что ему все безразлично.
Она права. Ему не наплевать. Ему есть дело до всего. И в первую очередь до нее.
Стелла любовалась красивым видом, открывавшимся из высоких элегантных окон палаццо, зелеными лужайками и террасными садами, окружавшими зону бассейна.
Это старое палаццо под Миланом было идеальным семейным домом. А так как оно располагалось недалеко от особняка Энцо – хотя Энцо почти постоянно жил с семьей на крохотном островке, купленном около года назад, – ей хотелось побольше узнать о своем будущем родственнике.
Однако с того вечера на террасе ей так и не удалось снова вызвать Данте на разговор. Всю прошедшую неделю он проводил либо за компьютером, либо на телефоне, решая вопросы, связанные с бизнесом и с предстоящей свадьбой.
Он сказал ей, что она тоже должна внести свою лепту в организацию бракосочетания, однако почему‑то все эти обсуждения вызывали у нее чувство… неловкости. Ну при чем тут любовь и клятвы верности, если они оба знают, что их брак будет базироваться исключительно на родительской заботе о ребенке! Ею овладевала тоска. Ей было жаль и себя, и их ребенка. И ту жизнь, которая могла бы у них быть, но…
Теперь она точно знала, что Данте волнует очень многое, просто он отказывался признать это. А заставить она его не могла. И как это скажется на их ребенке? Что будет, если ему суждено расти рядом с отцом, который не признаёт любви?
Она сама выросла без любви, и именно потребность в этой любви заставила ее взять пистолет и нацелить его на Данте. Она знала, каково это, когда никто не обнимет тебя, не скажет, что любит тебя, что гордится тобой. Это больно. Очень больно. И она готова на все, что в ее силах, чтобы ее ребенок, будь то дочь или сын, знал, что он любим. Только вот будет ли любовь одного родителя достаточной?
По пустой комнате эхом отдались шаги, и Стелла почувствовала на талии теплые руки Данте. По идее, его сильные объятия должны были бы успокаивать ее и вселять в нее уверенность. Но сейчас этого не произошло. Потому что она с особой остротой осознавала, что сказка только наполовину стала былью, а остальная ее часть оказалась недостижимой мечтой.
Вот и их ребенок будет чувствовать то же самое. Он будет ждать от отца того, что тот не сможет ему дать. Возможно, когда‑нибудь Данте признает, что его отторжение прошлого вредит ему самому и его сыну. Но может случиться и так, что он не признает этого никогда.
«Тебе остается надеяться, что ребенку хватит твоей любви. Разве у тебя есть другие варианты?»
Один есть. Она может уехать. Но куда она поедет? Как она обеспечит достойную жизнь своему ребенку? Да и отпустит ли ее Данте? Нет. Конечно, не отпустит.
«А ты вообще способна расстаться с ним? Вот в чем суть».
Эта мысль сидела в ней, отражая холодную, жестокую реальность.
Данте изменил свое решение по поводу фиктивного брака. Он сказал ей, что она принадлежит только ему и что они будут искать физическое удовлетворение только в объятиях друг друга. Только у нее все равно остаются сомнения – нет, не в отношении того, сможет ли плейбой хранить верность. Она знает, что сможет. Он человек слова, и она верит ему.
Ее сомнения относятся к ней самой. Хватит ли ей секса, чтобы забыть о потребностях души? Заполнит ли ребенок пустоту, которая образовалась в ней, и честно ли ожидать этого от ребенка?
– О чем думаешь? – спросил Данте. – Нравится?
– Нравится, – ответила Стелла. – Наверное, это хорошо, что мы будем жить недалеко от твоего брата. Наши дети будут играть вместе.
Данте фыркнул.
– Не знаю, хорошо это или нет. Ты ведь еще не познакомилась с ним.
– А я познакомлюсь? – Она накрыла его руки своими.
– Познакомишься. На приеме в честь нашей помолвки.