Один. Сто ночей с читателем

Именно из этого стихотворения целиком вырос рассказ Набокова «Облако, озеро, башня», написанный двадцать семь лет спустя, потому что это стихи 1910 года. Удивительно, что Набоков, ненавидя Маяковского, называя его своим тёзкой и относясь к нему с крайне насмешливой брезгливостью, обожал Сашу Чёрного, писал восторженные рецензии на его стихи, на его прозу, с восхищением упоминал, что всегда какое-нибудь маленькое и симпатичное животное живёт в уголке его стихов. И, конечно, в набоковском «Облаке, озере, башне» всё это есть. По-моему, никто ещё не проследил (дарю идею) связь между стихотворением Саши Чёрного «Ins Grüne» и произведением Набокова, написанным уже в германской эмиграции.

Чем Саша Чёрный отличается от Маяковского? Ведь они очень близки своей ненавистью к быту, ненавистью к человеческой природе, они близки своим смакованием чудовищных, омерзительных деталей. Ну, знаменитая «Городская сказка», помните:

«

Устали, Варвара Петровна?О, как дрожат ваши ручки!» —
Шепнул филолог любовно,
А в сердце вонзились колючки.

«Устала. Вскрывала студента:

Труп был жирный и дряблый.
Холод… Сталь инструмента.
Руки, конечно, иззябли.

Потом у Калинкина моста

Смотрела своих венеричек.
Устала: их было до ста.
Что с вами? Вы ищете спичек?»

Словом, Саша Чёрный – в некотором смысле генеральная репетиция Маяковского и в плане смакования этой всей ненависти, и ненависти к быту в том числе, и, конечно, в плане страшной тоски по человечности, которая у Маяковского, например, есть в «Дешёвой распродаже» («…за одно только слово // ласковое, // человечье»). Другое дело, что у Саши Чёрного нет тех гипербол. Но Маяковский был буквально набит, голова его была нафарширована текстами Саши Чёрного. Он при первом знакомстве с Горьким назвал его своим любимым поэтом. Вспоминает Чуковский, что он всё время его декламировал. И действительно, двух поэтов любил по-настоящему Маяковский – Блока и Сашу Чёрного. И таким своеобразным синтезом блоковского отчаяния и брезгливости Саши Чёрного он и явился.

Тут надо сказать сразу, что вопрос о сатириконцах и вопрос о Саше Чёрном – это два разных вопроса, потому что сатириконцы всегда Сашу Чёрного отторгали, и он выпал в конце концов из их круга, в «Новый Сатирикон» за Аверченко не пошёл. Но все сатириконцы были довольно разные ребята. Аркадий Бухов отличается от О.Л. Д’Ора, который и рисовал, и сочинял. И Аверченко ничего общего не имеет с Тэффи. Просто это было такое содружество необычайно талантливых людей. И раз уж весь застой Серебряного века сопровождался таким расцветом талантов, неудивительно, что и сатирические таланты тоже прекрасно себя чувствовали.

Саша Чёрный вообще ненавидит человеческое общество, он немножко похож на Чаплина, немножко похож на Игоря Иртеньева: такие насмешливые, с усиками мизантропы, всегда наособицу, всегда отдельно. Я думаю, что сегодня Иртеньев – такая настоящая реинкарнация Саши Чёрного. Просто ещё свой Маяковский не пришёл, который взял бы его приёмы, но снабдил бы ещё и сильными гиперболами.

Саша Чёрный привлекателен прежде всего тем, что проговаривает вслух вещи, которые каждый таит про себя. Вот если Аверченко – это всё-таки такая улыбка благолепная, царящая над миром, это всё-таки харьковское веселье (он же, в отличие от Саши Чёрного, выходец не из Западной Украины, насколько я помню, не из мрачных и серых областей, Аверченко выходец из роскошного Харькова, с пышного юга, и сам он такой роскошный и весёлый южанин), то Саша Чёрный – это, наоборот, поэт раздражения, скудости, скуки. И его муза – это муза брезгливости.

Жил на свете анархист,
Красил бороду и щёки,
Ездил к немке в Териоки
И при этом был садист.

Вдоль затылка жались складки

На багровой полосе.
Ел за двух, носил перчатки —
Словом, делал то, что все.

Раз на вечере попович,

Молодой идеалист,
Обратился: «Пётр Петрович,
Отчего вы анархист?»

Пётр Петрович поднял брови

И, багровый, как бурак,
Оборвал на полуслове:
«Вы невежда и дурак».

Саша Чёрный – замечательный реформатор русского стиха. Не совсем это верлибры, это разностопные стихи, иногда дольники, но он очень раскрепостил форму. Вот возьмите, например, такой почти верлибр: