— За нас не переживай. Даже если кто-нибудь придет — что вряд ли, — он окажется в одиночку против двоих. К тому же будет торчать снаружи, на диком холоде.
— Да уж, — мрачно говорит Дэнни. — Ты, главное, придерживайся этой линии, хорошо? А то я тебя знаю. Явится какой-нибудь подлец, заведет песню про то, как он прополз восемь миль по снегу, в страшную метель, как отморозил себе все на свете — ты размякнешь и впустишь его. Забудь про жалость и сочувствие, думай только о себе!
Меня пронзает острый укол вины, хотя я ничего плохого не сделала. Дэнни прав, размякну и впущу. Я пытаюсь представить, как сижу в теплом сухом шале, а перед дверью медленно умирает Иниго, Тофер или вообще неизвестно кто, умоляя впустить его… Нет, даже представить не могу. Я точно дрогну. Открою дверь. Знаю, что открою.
— За нас не переживай, — повторяю, пусть и без прежней убедительности. — Просто возвращайся поскорее.
Лиз
После ухода обеих групп Эрин запирает дверь на все замки и засовы. Фиксирует настолько крепко, насколько это возможно, хотя все равно получается ненадежно. Дверь перекосило лавиной, поэтому нижний замок не закрывается как следует и в щель просачивается талый снег, однако верхний замок работает хорошо. Затем Эрин проверяет лыжный вход, погребенный под снегом, и двери, которые раньше вели в бассейн.
— Ну вот, мы в полной безопасности, — рапортует она с широкой и немного искусственной улыбкой.
Тишина в вестибюле теперь кажется гнетущей и тяжелой.
— Как самочувствие? — спрашивает Эрин.
— А, вроде бы нормально.
Я потираю затылок, ноющий после удара о перила, и осторожно щупаю колено под объемистым лыжным комбинезоном. Оно вывихнуто. Впрочем, все не так страшно, как я думала. Потрясение мало-помалу проходит, и я понимаю, что даже могу ходить.
— Ноги еще немножко ватные, но это, скорее, от шока.
— Ну и парочка. — Эрин широко улыбается, и шрам на ее щеке ползет вверх. — У меня лодыжка, у вас колено. Две уточки-хромоножки.
— Точно. — Я пробую рассмеяться, не слишком удачно.
— Думаю, группе Дэнни потребуется около шести часов на поход в
Да, брести по пояс в снегу в лыжных ботинках — дело не шуточное. Я в курсе.
— Словом, ближайшие шесть часов можно не волноваться, — говорит Эрин. — Отсюда вопрос — как бы нам убить время?
Эрин
Начало четвертого. После ухода снуперов и Дэнни мы с Лиз скромно обедаем едва теплым консервированным супом — хлеб зачерствел, но от макания в суп стал чуть мягче, — затем садимся играть в карты. В шале царит глубокая, зловещая тишина. Раньше я не осознавала, насколько она может угнетать. Обычно
Теперь же музыки нет. Мобильные телефоны давно разряжены. Телевизоры и радио молчат без электричества. Ни единого звука, лишь потрескивание дров в печи. Даже снег за тройными стеклопакетами стучит в окно бесшумно.
Каждые несколько минут я поглядываю на улицу — как погода? Погода… не очень. Зачем себя обманывать? Ветер, правда, наконец стих. Хотя снег по-прежнему идет, и с гор опускаются тучи, обволакивают шале густой холодной мглой, в которой видно лишь на пару шагов вокруг. Я искренне рада, что с Мирандой и Карлом сейчас Дэнни, что он знает дорогу. Тем не менее я начинаю сомневаться, успеет ли Дэнни в
Словно вторя моей тревоге, Лиз нервно дергает пальцы — щелк-щелк-щелк. Будто выстрелы. Меня пробирает дрожь.
— А как вы попали в «Снуп»? — громко интересуюсь я, стараясь заглушить этот надоедливый звук.
Лиз ерзает в кресле — ее то ли беспокоит колено, то ли напрягает мой вопрос.
— Откликнулась на объявление о работе. Тогда «Снуп» был еще стартапом — только Тофер, Ева, Эллиот и Рик. Я стала их первой… секретаршей — наверное, это так называется. Или личной помощницей. Они тогда еще не использовали подобные новомодные названия должностей.
Она умолкает, словно непривычно длинное выступление ее утомило. Я собираюсь задать следующий вопрос, когда Лиз, к моему удивлению, заговаривает вновь.
— Я скучаю по работе. Скучаю по ним. Было здорово… какое-то время.
— Почему же вы ушли?
Лиз опять закрывается. Лицо становится непроницаемым.
— Без особых причин, — отвечает она, глядя в свои карты. — Просто захотела перемен.