Одиннадцатый цикл

– Так бывает, когда в один вечер у тебя отбирают все нажитое и тебе нечем рассчитаться по долгам.

Я замолчала. Не из чувства вины. Куда там! Эрика мне ни капли не жаль. Просто хотелось уладить разногласия, которые могут породить в отряде ненужные слухи.

– Эрик, а если бы не я тебя, а ты тогда меня обчистил, хоть секунду бы сожалел?

– Нет, – открыто признал он. – Но в том-то и беда, капитан Нора. Ты забрала мой выигрыш. Этого я простить не могу.

И на что я только надеялась? Эрик встал и ушел супиться в другой одинокий угол. В его голосе не было и намека на гнев, но я чувствовала под этим фасадом невозмутимости вылежавшую ледяную ненависть.

* * *

Все так же по-дневному парило, и рубаха налипла на тело второй кожей. Здесь, в захолустье, было на удивление свободно. Не добраться сюда клерианской суровой сдержанности. Удлинялись тени, и нарастал в лагере градус гульбы и пьянства. Все-таки нам нужно время от времени расстегивать воротнички.

Я выпила залпом остатки эля и двинулась к демоноловам, чувствуя, как слабеют цепи моих внутренних запретов. Вокруг отряда собрались любопытные горожане и мои солдаты с завороженным, детским блеском в глазах. Охотники потчевали их байками о своих похождениях.

Как-то на одной вылазке Рафику случилось застрять ногой в камнях, и Симус в одиночку отвлекал на себя вытянутого и тонкого, похожего на богомола, демона с острыми конечностями, на которые мог насадить, как на вертела.

Был и другой интересный случай. Стойя тогда нарочно вызвала у себя недомогание каким-то своим отваром, чтобы в ее тело вселился демон бесплотного обличья.

Рафик с Гроном все на свете сводили к состязанию, в котором чаще всего, по-видимому, вел акар, пусть и совсем с небольшим отрывом. В отличие от него асаманец описывал успехи в нарочито скромной манере, под которой все равно проступала гордость за себя. Грон же вещал с таким бахвальством, что наверняка не гнушался и приврать. Держался он непривычно по-человечески. Даже интонацией и выбором слов напоминал скорее многоречивого поэта, нежели воителя-дикаря.

– Честное слово! Огромный демон! С тремя крокодильими головами и в ширину подобный пятидесяти людям!

Симус устало вздохнул.

– Кончай, Грон! Раз мы не видели, на слово предлагаешь поверить? Сам, говоришь, поднял и швырнул, как погремушку, такую громаду?

– Конечно! – в отчаянии грянул акар.

– Сказки-то не рассказывай.

Грон насупился и сложил руки на груди с видом обиженного ребенка, расхотевшего делиться победами.

Вскоре наше сборище раздробилось на отдельные группки. Подкравшуюся ко мне Иду я не замечала до последнего, пока она не приблизилась вплотную. Свет костра протягивал по ее обнаженному обезображенному лицу длинные тонкие тени, а на губах держалась все та же спокойная и нежная улыбка.

– Присядем? – предложила я.

– А, капитан Нора. Нет-нет, я лишь хочу погреться возле костра, – ответила она, обратив лицо вперед.

– Хочешь, провожу к товарищам?

– Было бы чудесно.

Мы под руку зашагали к тихо щебечущему в стороне отряду демоноловов. Ида стала моей провожатой в их общество.

– Капитан, к нам не хотите? – приветливо зазвал Симус.

Я поначалу замялась, но, когда и другие охотно его поддержали, подсела в этот веселый круг.

Меня стали расспрашивать о прошлом, о судьбе; откуда я и как добилась права командовать ротой.

– А какой он – Эрефиэль? Правда, что в перьях с ног до головы? – выспрашивала голодная до сплетен Стойя.

– Кто это тебе наплел?! – в голос расхохоталась я. – Он с виду – обычный человек, только с перьями на голове.

У нее округлились глаза.

– На всей голове?!

– Ты что! Часть – перья, а часть – обычные волосы. Белые, как снег.

Приняв отчужденный вид, Стойя подалась назад.

– Обидно, – буркнула она, будто лишилась из-за меня одной мечты.

– Не ладишь, верно, с семьей при такой жизни? – полюбопытствовал Рафик, не сводя с меня голодных глаз.

– Вам труднее приходится, – поддела я с кокетливой улыбкой.

Решиться на открытое заигрывание на глазах у остальных было неловко, но вот вскоре и демоноловы разделились, предоставляя нас с Рафиком самим себе.

Не знаю, просто ли они чувствовали, к чему все идет, или сами нас подталкивали. Мне бы задуматься, не брошу ли тень на своих солдат, но я отпустила вожжи и дала спиртному притупить рассудок.

Лишь заметив напоследок сквозь языки пламени нечеткий силуэт Иды, ее улыбку, я поняла, почему она согласилась вернуться к товарищам со мной.

На окраине лагеря, куда мы вышли с асаманцем, не было ни души. Наплечники, кирасу и все прочее он снял, оставшись в заляпанной бурой рубахе. Черные как ночь косы были собраны в тугой хвост.

Мы лежали спиной на траве и вплотную смотрели друг на друга. Не припомню, чтобы среди подчиненных я хоть раз позволяла себе такое легкомыслие. То ли разлитое в воздухе влечение тому виной, то ли эль, то ли сам край, столь далекий от дома. Наверное, все сразу.

Рафик скользил глазами по моему телу, смакуя очертания, дыша ровно. Этот жар предвкушения ему далеко не в новинку.