Одиннадцатый цикл

– Джаспер был моим отцом. – Он тяжко дышал, стоя ко мне могучей спиной. Лица я не видел, но в голосе звучала вселенская печаль – такой печали мне ни от кого слышать не доводилось. Слова упали с губ, как холодные капли с потолка.

– Что?

– Я не сын Мукто. Мать понесла меня от Джаспера.

Я потерял дар речи. Две фразы – и вот его поступок уже не кажется бредовой фантазией.

– Простите, что подвел. – Его суровый удрученный бас выдавал под совершенно искренним раскаянием гнев, что не угас и, возможно, уже не угаснет.

Лишь теперь я заметил на решетке кляксы запекшейся крови с ссаженных костяшек. Больше этому разъяренному акару с разбитыми руками и разбитым сердцем было не на чем выместить чувства.

Хрома продолжал:

– Раньше я постоянно чувствовал себя не в своей тарелке. Сам мелкий и слабее приятелей, клыки мельче, кожа светлее. Но мне и в голову не приходило, что я не акар.

– Это не оправдывает убийство.

Хрома бросил на меня взгляд через плечо. Его глаз, этот бездонный черный омут, сочился ненавистью; другая же половина лица была окутана мраком.

– Я его предупреждал, – хладнокровно, без капли сожаления произнес юный акар.

– Да уж, Хрома. Помочь при таком раскладе я бессилен. Пострадаешь не только ты, но и твоя мать, весь твой народ…

– Это не мой народ! – свирепо оскалился он и отошел к дальней стене каземата, больше не поднимая на меня глаз. – Уходите. Зря вы вообще явились.

– За тебя больше некому вступиться. Не стоит от меня отворачиваться.

Он понизил голос и тихо, басовито прорычал, словно раненый зверь, которому нечего терять:

– Сказано: вон.

Я крутанулся, чувствуя, как и во мне поднимается гнев. Пришлось тут же его подавить.

И все же напоследок я не мог не оставить Хроме кое-какой пищи для ума:

– Возможно, акарского в тебе больше, чем ты думаешь.

* * *

Я в отчаянии поплелся обратно по стылой зимней дороге. Путь был долгим и тягомотным, а думы – беспокойными и гнетущими. На выходе из поселения капитан стражи сообщил, что трения уже возникли и обстановка все накаляется.

Хрома был единственным ключом к устойчивому миру между людьми и акарами – по иронии судьбы даже его смешанная кровь оказалась бы кстати. Нельзя было возлагать все надежды на кого-то одного… Отношения теперь стали в лучшем случае натянутыми.

Кем бы там Хрома себя ни мнил, акары боролись за «своего собрата» уж очень по-человечески: устраивали стачки, срывали работы на возведении фортификаций. Даже подать отказывались платить.

Капитан знал, чей Хрома сын, и я наедине расспросил его на этот счет. Тот, заметно стушевавшись, ответил, что в рядах лагерной стражи почти всем старожилам было известно, но те держали язык за зубами.

Не знаю, что и думать. Как же быть? Увы, по клерианским законам Хроме не сносить головы, и, сколько бы я ни тяготел к нему и его народу, поделать ничего нельзя. Что начнется после? Сомневаюсь, что акары молча стерпят такую пощечину. Если все двести поднимутся на бунт, у стражи нет надежды выстоять.

Быть может, изгнать их прямо сейчас обратно к своим? Нет. Мы больше десяти лет живем бок о бок, и они слишком хорошо нас изучили.

И тут в голову пришло нечто немыслимое – а раз прочие решения были одно другого сомнительнее, оставалось только взвесить все за и против.

Неужели весь лагерь придется заточить в темницу? Или казнить?

Это только даст им предлог отбиваться, не говоря уже о том, чтобы воздать злом за зло.

– Надо выпить, – решил я вслух, дохнув облачком пара, и устремил шаги в Вороний город.

* * *

Я был в плотном теплом гамбезоне, древесно-бурых поножах и сапогах из толстой кожи. Плечи укутывала меховая накидка с капюшоном, который я натянул на голову, чтобы перья не вызвали в трактире переполоха.

Зефира под уздцы взял юный конюх, который сучил ладонями и грел их дыханием.

– Ладная лошадка. Мальчик, девка?

Лет ему было не больше пятнадцати, и уж очень он старался заработать звонкую монету.

– Мальчик. Его зовут Зефир.

Парень кивнул.

– Хорошая кличка. Мы с батей конюшню держим, так милости просим, приглядим за вашим жеребчиком.

Я пожаловал бойкому юноше целый серебряный талант.

– Шибко много, – замотал он головой.

Умиленный его честностью, я про себя улыбнулся.

– Бери. Будем считать, плачу вперед за будущий постой.

Мальчуган вновь радостно кивнул и увел Зефира.

Мой меч и прочие пожитки были надежно спрятаны под теплой попоной.

– Чистить его не нужно, только дай хорошей воды и сена. Я надолго не задержусь.

* * *

На входе пришлось низко нагнуться. Из-за роста я тут же собрал на себе взгляды, но всего на мгновение, прежде чем люди вернулись к своим заботам.

Этот трактир под названием «Розмариновый постой» был весьма скромным и уютным.

Если клерианские трактиры воплощают принцип «Чем больше, тем лучше», то здесь простором пожертвовали в угоду домашней обстановке. И мне это пришлось по душе – но местный простой люд, думал я, наоборот, тешит себя грезами о пышных чертогах, украшенных позолотой, вычурных балах и празднествах, об аляповатых парадных нарядах.

Именно поэтому простота и сдержанность заведения так меня привлекли.