Перепрыгивая со ската на ската, растерзывая кожистую плоть заостренными пальцами, монаршее дитя замедляло падение. Ногти впились одному в плавник и пропороли его по всей длине. Земля была все ближе. В небе сверкнула молния…
И так отпрыск Верховного Владыки снизошел в мир смертных.
Глава шестьдесят вторая
Эрефиэль
Среди шавину существует братство затворников, которые, дождавшись видения о смерти, покидают родное племя. Их путь лежит в неизведанные леса, и куда именно, неизвестно. Бытует предположение, что им открыто знание о судьбе всей Минитрии, недоступное остальному свету. Братство и сейчас пребывает в недрах Чащи, ожидая дня своей групповой гибели.
Облачившись в доспехи, я не щадя сил орудовал мечом во дворе своего имения. Лоб и тело покрылись испариной, ветер от молниеносных разворотов и ударов трепал перья на голове.
– Тренироваться в латах, полагаю, неразумно. Отец говорил, что шавину не должен быть скован в движениях, – послышался голос Сару с брезгливой ноткой – то ли и вправду из-за доспеха, то ли из-за воспоминаний о нерадивом отце и его стереотипном совете.
Я прервался и повернул голову. Дворецкий был в своем черно-белом фраке, а косой рубец на лбу, казалось, ухмыляется из-за моего облачения.
Я подошел взять протянутое полотенце и вытерся.
– На поле боя я всегда в броне, так зачем упражняться голым?
Сару кивнул. Логика была за мной, но дворецкий, несомненно, все равно остался при своем.
– Так что там у тебя? Для чего понадобилось меня отвлечь?
– Из-за вашего отца, – ответил Сару. Я опустил полотенце, весь обратившись в слух. – Белый Ястреб едет домой.
Переменять туалет пришлось второпях. Сняв боевой доспех, я облачился в церемониальный.
Главное, что требуется от лат, – отводить удар, чему торчащие шипы, высокие наплечники и громоздкая кираса с вычурными чеканными орнаментами совсем не способствуют. Однако по праздникам или чтобы подстегнуть доход казны, всколыхнув патриотические чувства, было не зазорно выйти в свет разодетым в пух и прах.
Мои церемониальные латы замысловатым образом сочетали блещущую сталь с позолотой. На шлеме в форме ястребиной головы развевался пышный перистый плюмаж. Клюв на нем, в отличие от боевого, тоже искрился блеском золота. Поверх обоих наплечников чередовались друг с другом изысканные золоченые и серебреные перья. На кирасе был вычеканен образ отцовской головы, а на поножах, в свою очередь, вместо перьев – снежинки по всей поверхности, кроме колен: правый наколенник имел вид золотого солнца, а левый – серебряной луны. Довершалось облачение серебряным плащом.
В конюшне юный конюх судорожно собирал элементы парадной брони для Зефира, который, по-видимому, опять показывал норов, что никак не облегчало задачи.
Время поджимало. Приказав седлать коня простым седлом и пристегнуть кожаные поводья, я поскакал туда, где собирался приветственный парад.
Из-за внезапного объявления о приезде на месте встречи царили разброд и сумбур. Трубачей была только половина, гирлянды флажков между домами натянуть не успели, лепестками дорогу не устлали.
Отряд эскорта и тот был из четырех стражников, которые просто оказались не заняты на службе, – они держали высокие знамена со спиралью, символом Владык.
Молва расползалась стремительнее пожара. Подданные запрудили улицы и стали сыпать навстречу въехавшей в город отцовской карете лепестками своих садовых и горшечных цветов.
Сопровождал отца некто причудливого вида – должно быть, тоже зеруб. Облаченный в мешковатое, бесформенное одеяние густо-черного цвета с темно-лазурной каймой, он вышел из кареты под стать дряхлому старцу. В руках незнакомец сжимал перекрученный дубовый посох с мощным оголовьем и одним своим обширным видом, одним присутствием внушал трепет.
Пальцев на руках было по три, с птичьими когтями и чешуей. Последнее, что его выделяло, – загнутый клюв стервятника, что торчал из-под низко надвинутого капюшона.
Зеруб с посохом шел первым, хотя как разбирал дорогу – неизвестно. За ним следовал отец в окружении ангелов, трое из которых шагали по дороге в гладких стальных масках и с алебардами в руках, а еще трое парили над землей, превратив шелковые плащи в прозрачные крылья, почти как у насекомых.
Дорога, вдоль которой высоким гостям рукоплескала любящая толпа, вела к городской площади, где для важных церемоний вздымалось квадратное возвышение с мраморными ступенями.
Отец же не скрывал лица, позволяя себя рассмотреть. Подданные восторженно голосили и принялись еще обильнее забрасывать процессию лепестками, как бы моля удостоить их взглядом.