Одиннадцатый цикл

Отец с крупным сгорбленным созданием без всякой спешки взошли по ступеням на возвышение.

Я стоял прямо напротив и мечтал лишь о том, чтобы броситься к нему в объятия.

На встречу явилась и мать. Белая госпожа, будучи выше большинства людей, оделась даже еще вычурнее меня. Платье ее искрилось, словно в него вшиты звезды, а сама ткань состояла из многих слоев и при этом казалась хрупкой, как бы из чистого инея. Оно закрывало ее тело от шеи до пят. Рукава расширялись на запястьях, а подол волочился за ее шагами, оставляя на земле заиндевевший след. Длинные загнутые ресницы походили на припорошенные еловые иголки, губы искрились ледяным блеском, а кожа была бледной и холодной.

Вместо того чтобы ринуться к отцу, я подошел чинно – и наконец-то его обнял.

– Рад тебя видеть, – шепнул я.

Отец похлопал меня по спине.

– Взаимно, сын мой.

Я чувствовал кожей его перья и вдыхал их землистый, присущий зверям запах.

Следом, будто бы паря над мрамором бесплотным духом, шагнула вперед мать. Ее утонченные ухоженные руки были сложены на животе.

– Любовь моя, – нежно произнес отец и поцеловал клювом ее ледяную плоть, взяв за руку.

Мать почтительно и бесстрастно кивнула – мы знали, что для нее это самое пылкое проявление чувств.

Отец повернулся к своему гостю.

– Это Хакен, Перевитый язык, Хранитель веры. Зеруб высшего порядка, удостоенный чести служить лично Верховному Владыке.

В этих словах чувствовался такой вес, что просто находясь рядом с Хакеном хотелось простереться ниц.

Этот зеруб – глас Верховного Владыки. Почти что глас бога.

– Я благодарю Белую госпожу, Эрефиэля и весь дом Нумьяна за столь милостивый прием, невзирая на поспешность, – заговорил Хакен, оглядывая нас из-под капюшона. Голос его был скрипуч и утробен, а движения – неспешны.

– Чем мы обязаны вашему визиту? Верховный Владыка прогневан? – спросила мать.

Хакен издал звук, отдаленно напоминающий смешок.

– Отнюдь. Я всего лишь хотел сопроводить Белого Ястреба и привезти дары. – Зеруб повернулся и указал когтями на шестерых ангелов, что выстроились двумя шеренгами по трое, держа алебарды на караул. – А еще, быть может, посетить храмы и взглянуть, каким святыням смертные ныне преклоняют колени во имя Владык. Воистину, пять сотен лет я не видел, на что способна их изобретательная фантазия.

* * *

Наша процессия направилась по узким улочкам ко дворцу Ностраци. Хакен с ангелами устремился дальше в центр города, где для редких гостей с утеса Морниар был подготовлен дом.

Мать, откланявшись, удалилась в свою тронную залу, а я проследовал с отцом к его покоям.

С каждым шагом он становился все напряженнее. Голова закрутилась по сторонам, глаза встревоженно забегали, обнаруживая явную тревогу, – и все же отец держал себя в руках, до поры до времени закупоривая растущую панику и отдаляя срыв.

Как только мы достигли покоев, он попросил ненадолго уединиться. Не успел я бережно его ввести и закрыть дверь, чувства взяли над ним верх.

Я услышал, как он судорожно и шумно глотает воздух.

– Сними! Сними! – застонал отец, в мгновение ока утратив стоический вид.

Я бросился внутрь. Он тянул себя за подшлемник и ворот блещущей кирасы – так остервенело, словно облачен в наряд из пауков. Постепенно мы вызволили его из плена удушливых лат, пока он не остался в мокрой от пота рубахе и поножах. Человеческие пальцы на обнаженных ступнях свело судорогой.

Отец припал спиной к опоре балдахина и с перекошенным от страха выражением стек вниз.

– Что с тобой, отец? – Я присел рядом. У него все никак не выходило отдышаться.

– Воды, – попросил он.

Я тут же схватил со стола графин, но отец вырвал его, не дав наполнить стакан, и жадно влил в бездонную глотку все до капли.

Смятый железный графин глухо упал на ковер и отскочил, бряцнул о деревянный пол.

– Отец, ты меня пугаешь. Тебе плохо?

Он смотрел под ноги, не поднимая на меня глаз.

Шло время. Присутствие духа мало-помалу к нему возвратилось, дыхание успокоилось, но вид менее мрачным не стал.

– Я просто… весьма долго там пробыл. Сюда приезжать всегда непросто.

– Поясни. – Я вновь сел рядом, равняясь с ним глазами.

Отец наконец-то сумел поднять взгляд. Зрачки его – чернильные точки в золотой кайме, отливающей по краю в багрянец, – пристально уставились на меня.

– Утес, он… живой. Там царит небытие, царит нечто большее. Ощущение, наползающее на тебя по ночам. – Отец поежился. – Смертным там не место. На утесе престаешь быть собой, он нашептывает в уши. Заключает тебя в нескончаемом горячечном сне. – Он смешался. – Я вообще спал? – спросил он сам себя.

Я сочувственно кивнул, хотя мало что уяснил из его слов. Утес Морниар – это царство всего высшего, богоподобного, и смертным там действительно нечего делать. Зерубу, рожденному во времена первого Цикла, привыкнуть к такой жизни легче других рас, но отец приезжал и уезжал слишком спонтанно, чтобы резкая и неприятная перемена миров вошла в привычку.

– Отец, тебе ведь уже десять циклов. Неужели ты не научился там жить?

– Трудно не жить там, трудно возвращаться сюда. Рассудок привыкает не сразу.