От потока событий голова шла кругом. Некогда было даже их осмыслить. Кто бы подумал, что дитя Верховного Владыки окажется столь невинным и наивным – чистым, под стать белизне его струящихся прядей. Это поистине трогало.
Неужели я наконец-то докажу свою праведность? Что может быть блистательнее, чем подставить плечо Семени – тому, кто отворит нам врата в новый золотой век.
Я тешила себя сладкими корыстными фантазиями о том, как славно будет отдать жизнь во имя того, чтобы Семя исполнило свой долг. Так я искуплю свою вину стократ и, быть может, навсегда останусь жить в людской памяти.
И все же мысли мои омрачала тень утеса Морниар, не позволяя упиться восторгом, что они вселяли. Обращая взор в детство, я видела перед собой отвесную его стену, похожую на приливную волну, – далекую тогда, далекую и сейчас. Ступить в этот мир было немыслимо. Какие грандиозные и ужасающие дива там меня ждут?
Весь следующий день я поневоле чувствовала себя бодро и весело, хотя ночью во дворце так и не сомкнула глаз, пытаясь описать Иеварусу чувства, понятия воли, сострадания, ярости. Даже теперь, вновь хлопоча вокруг Норы, я беспрестанно думала о Семени и, с содроганием, об утесе Морниар. Встреча с Верховным Владыкой отчасти манила, но всякую мысль об этом я тут же безжалостно пресекала.
Я взглянула на Нору, все ту же мертвецки отчужденную пустую оболочку человека, внутри которой, как в бутылке, прежде была закупорена буря.
Она сидела в круглой деревянной лохани, пока я ее купала, обтирая губкой. Мыться ей не требовалось, но почему-то этот процесс меня успокаивал.
Временами я проводила пальцами вдоль ее ожога, по коже, сросшейся вспученным бугристым полотном. Касалась культей и чувствовала, как сильно отличается рубцеватая их поверхность от варварски перепиленного предплечья.
Я окунула губку в неподвижную воду лохани и задумалась. Неужели мать Винри все-таки права? День за днем я ищу, как пробудить Нору, и уже кажется, что она противится умышленно, забиваясь в дальний уголок сознания, в нарочно разверстую расселину. Время было на исходе.
– Нора, – мягко заговорила я. – Прости, что пару-тройку дней я отлучилась. Надеюсь, Ясмин делала все как надо. – Я позволила себе усмехнуться. – Разве может быть иначе?
Я вновь намочила губку и отерла Нору, продолжая свой монолог.
– Представляешь, я познакомилась с Семенем. Отпрыском Верховного Владыки. Его зовут Иеварус. Он оказался проще, чем кажется, но все равно встреча была невероятной. Он, можно сказать… как дитя, представляешь? Будто вчера родился. Рассказал мне сказку об Игуре. Не знаю, слышала ли. Я – всего раз. В общем, Семя хочет, чтобы я присоединилась к нему как воплощение человечности и научила чувствовать, научила верить. Ему это нужно, чтобы подготовиться к битве со Злом. Даже не представляю, чем меня встретит утес Морниар…
Я замялась, осторожно подбирая слова.
– Нора, ты понимаешь? Скоро, возможно, мне придется отбыть туда вместе с Семенем… Даю слово, я подыщу кого-нибудь, кто за тобой присмотрит.
И тут начало происходить чудо. Она заморгала чаще? Неподвижный взгляд как бы стал оживать. И глаза заблестели? Да, если раньше они не обращали внимания на происходящее, то теперь подернулись глянцем и в них мелькнула искра мысли, сознания.
Сердце подскочило. Неужели Нора возвращается к жизни? Меня прошиб холодный пот. Что она скажет? Как будет скорбеть?
Она дернула плечом. Едва-едва дрогнула водная гладь, затем пошла отчетливыми кольцами. Стоячая вода пришла в движение и забилась о стенки лохани.
Нора моргала все быстрее по мере того, как в иссохшее лицо возвращалась краска. Она полубессознательно, вяло покручивала головой из стороны в сторону, не соображая, где находится. И вот взгляд уперся в меня. Рассудок долго осмысливал, что к чему, не спеша возвращаться из забытья. Так слабеющими отливными волнами мало-помалу выносит на отмель останки погибшего судна.
И вот она подала голос. До чего же ослабело за долгие месяцы немоты ее горло: речь звучала тихим шершавым скрипом, который я едва разобрала.
– Семя… здесь? – спросила Нора еще не вполне осознанно, но уже возрождаясь. Может, показалось, но в голосе я как будто уловила надежду.
Глава шестьдесят седьмая
Нора
Слышали о клинке Селены? Говорят, как вспорхнет она с ним в небо, так больше и не касается земли. Была самой даровитой ученицей Людвига. Жаль, что этот самый клинок и пронзил его насмерть.
Потерянная, разбитая на осколки, я веки вечные прозябала в пропасти беспредельной пустоты.
Было там единственное оконце, запотевшее и мутное, сквозь которое я бессильно наблюдала, как вращается мир снаружи. Мое отрешенное сознание вжалось в тесный кокон и не желало выбираться наружу.