Одиннадцатый цикл

– Мунасен! Мунасен! Мунасен!

Вокруг левого глаза больно пульсировало.

– Мунасен!

Гигант разразился злорадным победоносным гоготом, и в этот миг я взревела по-демонски, с диким жаром пнула его мыском в гортань.

Мунасен зашатался и разжал хват, припал на песок, держась за пораженное горло. У него перехватило дыхание.

Я с трудом стояла на ватных ногах – но отдыхать рано. Боль растекалась по телу, как чернила по странице.

Подстегнув себя истошным воплем, я взгромоздилась на противника и размолотила лысеющую голову кулаками и локтями в кровь. Я не ощущала разлившегося по телу огня, не замечала, как при каждом движении в груди простреливает из-за сломанного ребра. Не замечала даже, как больно дышать.

Мунасен от безысходности лишь закрывал голову мясистыми руками.

Пламень криков задохнулся до тлеющих углей, да и те стремительно затухали.

Мои исступление, бешенство, злоба срезали на корню всеобщий кураж, и притон объяло оглушительной тишиной – я заполнила ее хрустом великаньих пальцев.

По арене разлился вопль. Не мой. Мунасен вскочил на ноги, сбрасывая меня со спины.

Я упала навзничь. Он замахнулся на меня изломанным кулаком, но я рванулась влево и вцепилась в руку, по-змеиному ее оплела.

Мунасен со стоном забрыкался, но все никак не падал.

Была не была. Разжав руку, я раз-другой лягнула его в голову. Сначала попала в лицо – голова запрокинулась, – затем в подставленное горло. Он же отплатил чудовищным ударом в бедро.

Я оборвала резкий вскрик, превозмогая боль. Сквозь сжатые зубы просачивалась кровь.

Внезапная тяжкая атака на миг его оглушила. Вновь сцепив захват, я уложила гиганта на песок.

Мои руки сковались намертво.

– Сдаешься? – крикнула я. Вопрос увяз в крови.

Мунасен лишь изрыгнул рык.

– Сдаешься?! – Я напрягла хватку. Натянулись жилы у него в руке, зажатый большой палец вилял, силился вызволиться, но синеющая кисть слабела.

Больше я не спрашивала – крепче заломила болевой, окончательно и бесповоротно укрощая руку.

– Сдаюсь! – провыл он громче, чем хрустнули бы кости.

Я бревном повалилась на песок. Взятые взаймы силы тут же иссякли, вместо них в тело влилась боль. Грудная клетка адски ныла, на бедре – я тихо застонала – уже вспухал отек. Как домой-то добираться? Разбитый нос все сильнее горел огнем. Душок притона начисто перебило запахом крови.

Я встала под ошарашенное молчание и оглядела публику. Ставочники все как один оцепенели. Незваную тишину взламывали только мои сиплые вздохи. Сплюнув кровь, я опять настороженно окинула всех взглядом и заковыляла прочь на чугунной ноге.

– Драться умеешь.

Его-то слов я совсем не ждала услышать. Тем более таких. Мунасен распластался на песке и упер глаза в потолочный фонарь.

– Спасибо. – Прибавить «и ты» как будто значило принизить его могучесть.

Я захромала к выходу с арены и затем сквозь толпу, стараясь особо не заглядывать в лица.

– Награду, – выставила я руку, подойдя к столу распорядителя.

Тот очнулся от забытья, засуетился. Через секунду мне предстала громаднейшая на моей памяти гора монет. Я с трудом держала каменное выражение, не позволяя челюсти отпасть.

– И книгу, – напомнила я.

Мужчина судорожно крутанулся. Его прежнего делового апломба как не бывало. Он ловко подал мне Каселуду.

Я кивнула и, набросив перевязь с мечом, направилась на выход. Злобные взгляды так довлели, что под их весом колени едва не подламывались. Но я держала голову высоко поднятой. Не имею права дать слабину.

Выигрыш был нелегким – а мысль, что с ним еще как-то надо убраться отсюда живой, и подавно.

Вдруг меня цепко ухватили за руку. Я повернулась и увидела лицо Эрика.

– Не надо! – процедил он сквозь зубы. В глазах плескались ярость напополам с мольбой.

– Раньше бы думал, когда книгу Далилы ставил. – Я одернула руку и продолжила путь.

В тишине мои шаги оглушали, гулко разносясь по всему бойцовскому притону.

Мысли разбегались. Как пережить ночь? Сбежать ли из города, остаться ли? Да что там, все одно.

Какими зловещими, змеиными глазами меня в меня вгрызались… Им не было счета. В них горело нестерпимое желание обобрать меня под покровом ночи в безлюдной тесной подворотне. Несчастный сброд. В жизни не наберутся смелости честно бросить мне перчатку, зато едва живую, вымотанную, с радостью подкараулят шайкой.

Вот поэтому я гордо приосанилась, хотя и ковыляла, подволакивая ногу. Монеты в мешке за плечом дразняще дзинькали.

Я дошла до двери тонкой и ничтожной, ведущей к встрече с моим роком.

Вдруг путь мне преградили. Мунасен. Он дышал изможденно. Сжимал взятую на болевой руку, которая еще неделю будет болеть. Я посмотрела в его бесстрастные глаза, дыша скрипуче – и все поняла. Наивная! Неужели правда думала, что отпустят?

– Идем, – проронил он. Я растерялась. – Провожу до дома. – И обдал всех столпившихся коротким воинственным взглядом.

Силач пропустил меня в открытую дверь.

Я секунду гадала, не ударит ли он со спины и как тогда быть, – но уж лучше подставить спину ему одному, чем прорве обнищавших ставочников.

Я вышла в ночь. До чего она безмятежная. Никогда еще эта тишь так не радовала.

Глава двадцать седьмая Нора