Одиннадцатый цикл

Дядя остолбенел, глазами шаря в поисках ответа по моей отекшей щеке, сломанному вспухшему носу, всматриваясь в здоровый глаз – и всем видом моля простить, что не имеет над собой власти.

Чему-чему, а милосердию он меня не учил.

– Прощай, дядя. Надеюсь, у тебя все сложится.

Я забросила мешок с вещами за плечо и толкнула ветхую дверь, заковыляла по ступенькам вниз. Не сразу выйдя из оцепенения, он бросился вслед.

– Нора, да ты понятия не имеешь, что такое война! Я всякий раз их вижу, вижу акар, едва закрою глаза! – впустую сотрясал он воздух. – Я мог взять из мешка сколько угодно, пока ты спала, а не взял, слышишь! Это ведь что-то да значит!

Я распахнула дверь на улицу, впуская в дом перегуд разбуженных факторий. Надо ведь, уже полдень.

– Ангел во плоти, чтоб тебя! – бросила я дяде напоследок и хлопнула дверью.

Будь проклята моя ущербная семейка. Будь проклят весь этот балаган!

Как я мечтала, чтобы Джеремия тоже однажды прозрел и вырвался из их вздорного, проникнутого горем плена.

* * *

Прежде чем нанять экипаж до дома, я встретила у бойцовского притона Мунасена – Джеймса, как его звали на самом деле. Поблагодарив силача, я протянула горсть монет.

Он оказался вежливым и вдумчивым, не обиженным смекалкой и вообще бойким человеком.

Рука его висела на повязке, что не могло не причинить огорчения Дэниелу, вчерашнему распорядителю боев. Все-таки лучший из лучших временно выбыл из строя.

Я пообещала Джеймсу заглянуть, когда еще наведаюсь в город, и поставить ему выпить.

* * *

Приятно, когда имеешь удовольствие выбрать любой экипаж на свой вкус. Напомаженного, в ливрее кучера оттолкнул мой вид, но звон монет сдул с него все пренебрежение – хотя извозчик все же косился на меня потом, когда я забросила грязные сапоги на противоположное сиденье.

* * *

Заканчивая начатое, я первым делом отвезла Каселуду в монастырь. Внутрь меня не впустили: я не из Праведниц и вдобавок на мне живого места не было.

Мать Винри умело скрыла потрясение при виде меня и лишь справилась, не угодно ли обработать увечья. Я вежливо отказалась, и тогда монахиня предложила вознаграждение за труды, но и этого, сказала я, у меня уже с лихвой. Пожалуй, дерзковато. Если она и смутилась, то не подала виду – лицо у нее в целом было непроницаемое.

Дальше я наведалась в маленький, но оттого не менее помпезного вида банк. Заносчивые служащие, под стать извозчику, сразу перестали задирать нос, стоило плюхнуть на стол комично пузатую мошну.

– Хочу открыть счет.

Худосочного вида клерк не сразу пришел в себя. Его ухоженный ус по-бурундучьи дернулся.

– Всенепременно.

* * *

Запросив продление увольнительной, я позволила подлечить себя магией красок и сняла удобную комнату в дорогом трактире. За счет ставочников из «Зубной феи» можно и побаловать себя роскошью.

Вплотную к трактиру располагались бани с проточной водой и занавесью неиссякаемого пара. Из резных голов единорогов на стенах били на плиточный пол струи.

Я не один час кряду просиживала в теплой воде, разминая пальцы на ногах. Жар любовно обвил меня согревающими объятиями, бережно расковывая ноющие спазмы по телу.

Завсегдатаи бросали на меня любопытные взгляды. Воительниц, должно быть, прежде и не видели. Какую историю, интересно, они вычитывали в красноречивой летописи моих рубцов? Наплевать. Я влезла в свободную теплую ванну и откинула голову, пустила к груди волну-другую.

А когда синяки пожелтели и боль стала бледной тенью себя былой, я вновь отправилась в дорогу.

* * *

С боя на арене минуло чуть больше недели. Я вновь катила на экипаже, но теперь не таком пышном, подешевле. Скоро в Басксине меня ожидает очень неприятная встреча – встреча с дикарями-родителями.

На ночь пришлось остановиться в Вороньем городке, в «Розмариновом постое». Давно я сюда не заезжала, и до чего приятно было видеть Розмари в добром здравии. Как страшно, что образы прошлого подчас так просто стираются из памяти.

Наутро я отправилась в Басксин пешком.

В детстве мне даже по улице там было боязно пройти. Теперь же, приближаясь к родному городку, я почти и не смотрела на дугообразную железную раму ворот с большим фиолетовым оком. Меня вел праведный гнев.

Всюду, куда ни взгляни, поверх настоящего ложились слоем тени прошлого. От них здесь никуда не сбежать, не скрыться.

Прежде чувство страха было моим верным спутником по жизни. Я с глубоким содроганием вслушивалась в родительскую поступь по деревянному полу нашего дома, ожидая, что меня в любую минуту опять придут за что-то наказать.

Был и второй приятель, что редко меня покидал.

Стыд.

Стыд за то, как выгляжу, какая я неженственная, за мальчишеские повадки – в целом за себя. От одной мысли об этом кулаки сжались.

Помню ту прозябающую в плену Нору, которая мнила себя ниже всех и верила, что заслужила такую жизнь.

Сегодня я – Симург, Нетленное пламя, Сумеречная птица. Какими только напыщенными прозвищами меня не снабжают. Мой запал хвалят, любопытствуют, как обрела такой внутренний стержень.

Я всегда с улыбкой отшучиваюсь, а товарищи смеются. Истина уныла и не обнадежит, как им кажется, не всколыхнет патриотических чувств.