Одиночество дипломата

Ленин как-то назвал Литвинова «самым большим крокодилом из всех наших дипломатов»: тот отличался крепкой хваткой и никогда не выпускал своей добычи. Нарком выторговал компромиссное «джентльменское соглашение» по вопросу о старых российских долгах и будущих займах для СССР, но выказал себя стойким бойцом в вопросах коммунистической пропаганды. Выступая в вашингтонском клубе журналистов, Литвинов сделал «изящное», в большевистском духе заявление, что между Москвой и американской коммунистической партией нет никаких связей. Атмосфера переговоров, происходивших в доме Сквирского на Массачусетс-авеню достигала такого накала, что в какой-то момент не менее жесткий Буллит даже вручил московскому визави расписание пароходов, отправлявшихся в Европу.

Дипломатические отношения между Соединенными Штатами и Советской Россией были установлены 17 ноября 1933 года. Подписавший в Белом доме документ Франклин Рузвельт в знак успеха предложил тост и поднял бокал с пивом — единственным в то время разрешенным в США алкогольным напитком. «Джентльменское соглашение» с автографами Рузвельта и Литвинова не попало в пакет документов, переданных для публикации прессе. Рузвельт был весьма осторожен: далеко не все в Америке приветствовали рукопожатие с большевиками. Родной дядя Билла филадельфийский пастор Джеймс Ф. Буллит публично назвал позорным договор со страной-изгоем, «парией среди народов».

Ведущий журналист либеральной «Нью-Йорк Таймс» Уолтер Дюранти комментировал: «Нельзя забывать, что в жилах Франклина Рузвельта течет кровь голландских купцов и коммерсантов Новой Англии, а Максим Литвинов принадлежит к национальности, стяжавшей себе славу на коммерческой арене… Я сказал бы, что Литвинов возвращается домой с очень жирной рождественской индюшкой». В знак благодарности Сталин подарил наркому одну из своих подмосковных дач. Литвинов в кругу близких в шутливой форме говорил: «Ермак за покорение Сибири был удостоен шубы с царского плеча. Меня же одарили Фирсановкой».

В декабре 1933 года Уильям Буллит, первый посол США в Советском Союзе, вместе со своими сотрудниками сел в парижский поезд, отправлявшийся в Москву. На проплывавшем перроне мелькнула ссутулившаяся женская фигура. Луиза Брайант тайком пришла на вокзал посмотреть издали на свою девятилетнюю дочь.

Американскую делегацию разместили в лучшей гостинице «Нацио наль», которая использовалась в качестве резиденции для дипломатов и высокопоставленных советских чинов. Буллита ждал приятный сюрприз: ему предоставили тот же номер, который он занимал с матерью во время своего первого приезда в Москву в августе 1914 года. В главной советской газете «Правда» появились благоприятные, но ранее не печатавшиеся заявления, которые Ленин якобы сделал по поводу приезда Буллита весной 1919 года. Послу всячески давали понять, что его принимают как известного своим расположением к России дипломатического партнера Владимира Ильича Ленина.

На следующий же день после вручения Буллитом верительных грамот народный комиссар обороны Ворошилов пригласил посла на обед в свои апартаменты в Кремле. Посольский кадиллак с американским флажком на левом переднем крыле снова вез Буллита в загадочную восточную цитадель — через три кольца красноармейцев в суровых шинелях, мимо зубчатых стен с бойницами и массивных соборов с умолкнувшими колоколами, по глазчатой брусчатке этого отдельного «города в городе», с его многовековыми тенями и легендами.

На банкете оказалась вся советская верхушка: Калинин, Молотов, Литвинов, Каганович, Крестинский, Орджоникидзе, Куйбышев. Дорогому гостю показали настоящее русское — точнее, кремлевское — застолье. Дипломат выдержал самое тяжкое для иностранца испытание — бесконечную вереницу тостов. Билл писал Рузвельту: «Тостов было примерно пятьдесят, и я впервые, наверное, так сильно поблагодарил Бога за то, что Он дал мне голову, которую не берет никакой алкоголь». Впоследствии западные дипломаты, отправляясь на русские банкеты, будут глотать оливковое масло из консервных банок с сардинами.

На банкете неожиданно появился сам Сталин. «Импровизация» была заранее подготовленным ходом, демонстрацией особого расположения «великого вождя» к посланцу Соединенных Штатов. Никому из иностранных дипломатов прежде не уделялось такого подчеркнутого внимания. Молотов провозгласил здравицу: «За того, кто пришел к нам не только как новый посол, но и как старый друг!»