Одиночество дипломата

Уильям Буллит покинул Париж 30 июня 1940 года. За предыдущие две недели посольство успело выдать около семисот «охранных грамот» американским гражданам, а также множество неучитываемых документов попавшим в ловушку англичанам, бельгийцам, евреям, полякам. Упоенные победой оккупационные власти особых препятствий посольству не чинили и даже выделили сопровождение. Вместе с секретарями Буллит по подложным паспортам вывез двух британских офицеров, которых одел в свои костюмы и приказал во время путешествия не раскрывать рта. Посол также увозил с собой пистоли Джорджа Вашингтона, когда-то подаренные генералом маркизу Лафайету.

Британская карта

Всю вторую половину 1940 года Билл Буллит был одной из самых популярных фигур на родине. Его деятельность даже сравнивали с исторической миссией Бенджамина Франклина, первого американского посланника во Франции. Встречи и обеды в честь дипломата перемежались с газетными нападками на него со стороны ревнителей строгого нейтралитета Соединенных Штатов.

18 августа 1940 года Буллит выступал со ступеней Индепенденс-Холл, самого знаменитого исторического здания Филадельфии и Америки, в стенах которого летом 1776 года была провозглашена «Декларация независимости США». Митинг был организован Американским философским обществом, одной из самых почтенных организаций, основателем которой был Б. Франклин, а членами Дж. Вашингтон, А. Гамильтон, Т. Джефферсон, Дж. Мэдисон и другие «отцы-основатели» Соединенных Штатов.

Америка слышала много речей. Но здесь у четырех тысяч слушателей на площади мороз побежал по коже. «Американцы, почему вы спите? — кричал в микрофон Буллит. — Вас убаюкивают спасительные слова „Атлантический океан“… Если Британия потонет, то наша линия Мажино будет в Атлантике… Это очевидно, что Америка не идет на войну, но особенно очевидно, что война приближается к Америке…» Буллит бросил в толпу слова Гитлера: «Каждая страна воображает, что спасется в одиночку. Эгоизм и отсутствие дальновидности не позволят им воевать, пока не станет слишком поздно».

На Капитолийском холме немедленно разразилась буря. Сенатор-демократ из Миссури Ч. Кларк потребовал арестовать Буллита, ссылаясь на статью 201 уголовного кодекса. Конгрессмен-республиканец из Висконсина Дж. Шафер заявил, что паникера Буллита лучше держать под замком. Сам президент, мучительно медленно склонявшийся к активному противодействию Германии, в то же время все больше раздражался от жестких советов Буллита с одной стороны и настойчивых просьб о помощи Черчилля с другой. Известен эпизод, когда Рузвельт, иронично относившийся к манере Буллита говорить «моя страна», прервал его: «Билл, можно и мне иметь кусочек твоей страны?»

Американцы в большинстве своем пребывали в комфортном панцире изоляционизма. Для среднестатистического обывателя гораздо важнее считалась новость о пожаре на складе в соседнем городке, нежели кровавый клубок географических и национальных противоречий Старого Света. Главной газетной новостью лета 1940 года стало решение Рузвельта, в нарушение американской политической традиции, баллотироваться на третий президентский срок. Как когда-то Вудро Вильсон повторно избирался под лозунгом «Он не дал нам ввязаться в войну», Франклин Рузвельт шел на третий срок под флагом изоляционизма. На одном из предвыборных митингов верховный главнокомандующий заявил: «Выступая перед вами, матери и отцы, я даю вам еще одно обещание. Ваши сыновья не будут направлены ни на какие войны, ведущиеся на чужих землях».

В дни, когда съезд Демократической партии в Чикаго номинировал Рузвельта своим кандидатом в Белый дом, Гитлер бросил через Ла-Манш всю немецкую бомбардировочную авиацию. С аэродромов Франции, Бельгии и Нидерландов каждую ночь шли волны «Юнкерсов» и «Дорнье» с тевтонскими крестами. Британские города погрузились во тьму. Десятки раз за ночь выли сирены в Лондоне. Тысячи людей гибли под развалинами домов. Пожарные команды вытаскивали из-под обломков тела, щупали пульс, но редко кто оставался жив. Крупнейший город мира превращался в руины: погибли старинные храмы, правительственные здания, горели вокзалы и доки, практически полностью был уничтожен Сити — финансовая и деловая часть города. Лондон бомбили пятьдесят восемь ночей подряд, в среднем 160 бомбардировщиков за ночь.

Рузвельт в те дни решился передать британцам 50 эсминцев из числа резервных кораблей американского флота. «Для Англии это вопрос жизни или смерти после огромных потерь, понесенных британским флотом», — писал президенту Черчилль. Вашингтон затребовал в ответ передачу в аренду на 99 лет английских баз на Ньюфаундленде, Бермудских и Багамских островах, Ямайке, Тринидаде и в Британской Гвиане. Напрасно Черчилль говорил, что это низкая торговля в международных делах. 2 сентября 1940 года сделка была подписана на американских условиях. Сам Рузвельт признавался, что эсминцы постройки начала века «находились на последнем издыхании» и предназначались для продажи на металлолом.