- И что же там написано? – тянет почти по слогам Тарьей, изнывая под прожигающим взглядом Хенрика. Тот видит каждый проблеск грусти в изумрудных глазах Сандвика, каждую чёрточку боли на его лице, каждую ниточку пустоты в его притворной улыбке. Холм узнаёт в парнишке самого себя, того, кем он был год назад – потерянный, разочарованный, беспомощный призрак, который по уши погряз в страданиях без желания выпутаться.
- Одиночество, - выдаёт на одном дыхании Хенрик, и его голос деревенеет. Отчаянная тоска проскальзывает за поволокой хрипоты и больно ударяет Тарьею в лоб. Сандвик судорожно пошатывается на ногах, потому что его пугает трескуче-сухой голос Хенке, в котором тлеет слишком много боли. Холм не просто видит его насквозь: он принимает его опасения и горечь, оттого что ему всё знакомо не понаслышке.
- У меня в жизни есть некоторые трудности, с которыми я пытаюсь бороться, - соглашается Тарьей, нервно почёсывая затылок. Он чувствует неспокойное дыхание Холма, которое палящей волной обливает ему лицо, и в который раз заливается краской. Сандвик, не поднимая глаз, чувствует улыбку на лице Хенрика и понимает, что скрывать истинную причину смущения становится просто бессмысленно.
- У тебя это плохо получается, потому что ты закрылся от людей, - протягивает Хенрик с напряжённой улыбкой. Тарьей вновь убеждается в том, что Холм редко улыбается по-настоящему. Ослепительная улыбка – оружие в борьбе с самим собой, защитная маска, под которой скрывается много внутренних демонов. Сандвику безумно хочется узнать этого парня лучше, потому что он чувствует неукротимое притяжение, которое не похоже на физическое влечение. Хенке будто читает мысли Тарьея и с грустью добавляет: - И от меня в том числе.
- Я понимаю, что ты хочешь найти общий язык и всё такое, а я только всё порчу, - виновато вздыхает Тарьей, исподлобья поглядывая на Холма. Хенрик сдержанно молчит и не засыпает колкими обвинениями, но Сандвика пожирает чувство вины. Он уколол Хенке наигранным безразличием и цинизмом, потому что не смог совладать с навязчивыми страхами. Одиночество не просто погрузло в его глазах: оно корнями проросло в сердце.
- Нет, просто не отталкивай меня! – вскрикивает Хенрик, переводя взгляд на руки Тарьея. Он больше не прячет их за спиной, они больше не дрожат, и Холм сам не знает, хороший ли это знак. Сандвик перестаёт нервничать рядом с ним и неловко отводит глаза в сторону. Хенке ощущает его прожигающий изумрудный взгляд, и грусть на лице мгновенно растворяется, перетекая в лёгкую улыбку. Первая настоящая улыбка за последние три дня.
Тарьея не удивляет заявление Хенрика, и он мысленно благодарит его за удивительную отходчивость. Сандвику было тяжело протянуть без тёплой улыбки парня, без его шутливых подтруниваний и заразительного позитива. Три дня между ними лежала пропасть молчания, которая отравляла их обоих. Тарьей не мог объяснить, почему так сильно привязался к Холму за такое короткое время – они были знакомы без году неделю, практически ничего друг о друге не знали, виделись редко. Огонь в ледяных глазах зацепил Сандвика не на шутку, хотя он не был одним из тех влюбчивых парней, у которых чувства, как и партнёры, довольно переменчивы. Была ли это любовь с первого взгляда? Нет. Просто Тарьея притягивало к Хенрику магнитом, будто их связывала невидимая нить. Сам мальчишка не понимал, хорошо это для него или плохо, поэтому испугался новых чувств. Сработала защитная реакция – оттолкнуть Хенке. Едва не потеряв Холма, Тарьей решил узнать его получше, с опаской впуская в своё сердце. Он сомневался, нагружал себя угнетающими размышлениями, но не хотел отказываться от чувств, которые за считанные дни заполнили пустоту в его душе.
- Хорошо, - кивает Тарьей, выдавливая несмелую улыбку. Хенрику нравится наблюдать, как его малыш краснеет и смотрит в пол. В такие моменты он лишний раз убеждается, что не может отпустить этого солнечного мальчика. Золотистые искорки в его зелёных глазах навеки в подкорке сознания Холма, робкая улыбка запечатлена на сердце неистребимым пятном.
- Так просто? – удивлённо поднимает брови Хенрик, не веря собственным ушам. Он не понимает, куда делся тот зажатый мальчик, который минуту назад мялся на месте, не находя нужных слов для ответа. Похоже, Холм влияет на него гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд. - И ты не будешь снова от меня убегать?
- Вообще-то буду, вот мой автобус, - губы Тарьея выгибаются в щедрой улыбке, и Хенрика прожигает насквозь яростным пламенем, расплывающимся по коже мелкой дрожью. Он не может сдерживать улыбки, когда его мальчик светится от счастья. Холм гордится, что ему ловко удаётся разогнать тоску Тарьея, и совершенно не стыдится называть его в мыслях коротко, ласково – «Мой».
- Ладно, увидимся завтра на вечеринке, - выдаёт Хенрик и спокойно разворачивается, якобы собираясь уходить. Недоумение на лице Тарьея хлещет его по спине, но на самом деле Холм так быстро не уйдёт. Ему всё ещё есть, что сказать Сандвику.