Читаем Одиночество в глазах (СИ) полностью

Хенрик слышит его вкрадчивые шаги и шарканье брюк. Он мысленно представляет, как Тарьей с неловкой улыбкой смотрит на него и заливается краской, как смешно морщит нос и звонко хохочет над его неприличными шутками, как задумчиво крутит в руках любимую красную бейсболку, рассуждая о жизни. Хотя нет, Холм ничего не знает о его жизни и теперь уже никогда не узнает, потому что Сандвик попросил держаться подальше. Осознание горькой правды больно ударяет под дых, и Хенрик боится рухнуть на пол от безысходности. Он совершенно не знает этого парня, но его выразительные зелёные глаза с сизой дымкой грусти крепко засели в его голове, утягивая его в водоворот пустоты и горести.

Холм долгое время не хотел серьёзных отношений после того, как его жестоко предали, но этот солнечный мальчик зажёг в нём надежду. Глупо? Банально? Похоже на сказку? Может быть. Но так бывает: ты встречаешь человека, который ни капли не похож на безликие тени, что тебя окружают. В его глазах болото боли, рассадник страха, но свет пламенными потоками льётся изнутри – из сердца. Он не боится показаться смешным в своей застенчивости и растерянности, не пытается быть лучше остальных или следовать мнению толпы. Ему не нужно быть лучше – он просто самый лучший, хотя и не подозревает об этом.

Тарьей ощущает знакомый аромат духов в комнате и подозрительно оглядывается по сторонам. Пьянящая смесь лаванды, мёда, табака, кипариса и сандала, которая невидимым облаком закрадывается в лёгкие, оседая на их оболочке горячими капельками. Сандвик жадно вдыхает сладостный запах и через секунду натыкается глазами на Хенрика. Он стоит посреди комнаты с опущенными плечами и сверлит взглядом пол, нервно сжимая пальцы в кулаки. Тарьей мысленно умоляет его взглянуть на него хоть краем глаза, чтобы дать возможность окунуться в студёное море родных глаз, чтобы увидеть его лучистую улыбку, чтобы снять острое напряжение. Холм чувствует на себе буравящий взгляд, но заставляет себя держаться до последнего и пройти к Карлу на кухню. Эггесбо раздосадованно наблюдает за парнями, побелевшими как полотно, которые застыли в противоположных концах комнаты, и не решается проронить хотя бы слово.

Сандвик дрожит всем телом, и равнодушие Хенрика отравляет его душу. Два часа назад он убедил себя в том, что его жизнь налаживается, что всё изменится в лучшую сторону, но теперь все надежды рассыпались с треском. Сердце снова даёт трещину, рана открывается с невыносимой режущей болью, и парень вновь проваливается в бездну одиночества. Тарьей глотает слёзы и просто пробегает мимо Хенрика, боясь столкнуться взглядом с леденящим океаном в его глазах. От Холма веет свинцовой обидой и холодом, и Сандвик стискивает зубы от горького отвращения к самому себе. Но всё равно случайно задевает Хенке плечом. Но всё равно буравит его испуганными глазами, ища надежду в поникшем лице. А Хенрик на него не смотрит - сжимает пальцы до побеления костяшек, прикусывает губу до крови, но не смотрит. Потому что он должен держаться подальше.

- И что это, чёрт возьми, было? – возмущается Карл, ставя прямо перед носом Хенрика чашку с горячим кофе. Холма удивляет, что в его глазах не плещется обида, смешанная с ненавистью, - напротив, Эггесбо выглядит разочарованным. Хенке трясущейся рукой подносит чашку к губам и боится посмотреть другу в глаза. Он может сорваться прямо сейчас.

- Херня всё это, забудь, - мычит себе под нос Хенрик и надпивает глоток крепкого кофе. Перед глазами по-прежнему стоит фигура Тарьея, растераянного и разбитого, но Холм не понимает, почему тот грустит. Ему тяжело скрываться от пристального взгляда изумрудных глаз, когда от Сандвика за километр несёт разъедающей тоской. Холм поклясться готов, что ещё бы минута – и он бы набросился на Тарьея с объятиями, лишь бы выдворить гримасу грусти с ангельского лица. Хенрик отгоняет от себя мучительный образ и вспоминает о Карле: - Я пришёл сюда, чтобы извиниться.

- Я злился на тебя очень сильно, но теперь понял, что это бессмысленно, - громко вздыхает Карл и усаживается напротив Хенрика. Тот сидит мрачнее тучи и смотрит в одну точку, не моргая. Такое поведение кажется Эггесбо до жути знакомым, но он не собирается терпеть такие фокусы лучшего друга. Блондин простил его за попытку увести у него из-под носа Тарьея, но у всего этого было одно простое объяснение. – Я знаю, почему ты вдруг решился отбить у меня парня.

– Я просто хотел защитить мальчишку от тебя, - отмахивается Хенрик и выдавливает из себя слабую улыбку. Он усиленно пытается спрятать дрожь в голосе и не выдать себя с потрохами. От вездесущего взгляда Карла скрыться не так просто, потому что тот начинает давить на все рычаги управления. – Ты бы его использовал, а потом бросил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество
Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

Роман «Услышанные молитвы» Капоте начал писать еще в 1958 году, но, к сожалению, не завершил задуманного. Опубликованные фрагменты скандальной книги стоили писателю немало – он потерял многих друзей, когда те узнали себя и других знаменитостей в героях этого романа с ключом.Под блистательным, циничным и остроумным пером Капоте буквально оживает мир американской богемы – мир огромных денег, пресыщенности и сексуальной вседозволенности. Мир, в который равно стремятся и денежные мешки, и представители европейской аристократии, и амбициозные юноши и девушки без гроша за душой, готовые на все, чтобы пробить себе путь к софитам и красным дорожкам.В сборник также вошли автобиографические рассказы о детстве Капоте в Алабаме: «Вспоминая Рождество», «Однажды в Рождество» и «Незваный гость».

Трумен Капоте

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика