Одиночество в сети. Возвращение к началу

Якуб начал учить французский. Опять с самого начала, с азов. На этот раз с Марикой. Это была ее идея. Она учила его французскому языку, а он ее языку Java. Чистый бартер: он ей, она ему. Марика обязательно хотела научиться программировать, а он удивить Надю после возвращения.

Решение учиться, особенно иностранному языку, когда учитель не совсем чужой человек, в общем-то принимается нелегко. По каким-то причинам нам стыдно обнажать свое неумение перед близкими. Мы скорее предпочитаем платить за репетиторство, чем учиться у брата, сестры, матери, сына, жениха или мужа. Точно так же было, когда он предложил отцу, подтягивать его по английскому. Давным-давно, когда вернулся из поездки в Кливленд по обмену. Его отцу тогда по каким-то причинам понадобилось подтянуть свой английский. А что, бесплатные уроки, прямо здесь, дома, никуда ездить не надо, время тратить, да и деньги тоже. Отец сначала согласился, но после второго урока сошел с дистанции. Предпочел ездить к репетитору к черту на кулички, куда-то на окраину Познани, преодолевая дорожные пробки, чем демонстрировать свое несовершенство перед сыном. Идиотизм, конечно, потому что изучение языка – это как раз устранение этих недостатков с кем-то, кто сам их уже преодолел. Но смущение преобладает, и этот аргумент не работает. Хотя, чего далеко ходить за примером, он и сам не стал бы брать уроки немецкого у Нади.

В случае Марики все было по-другому, эта связь была другая, а бартер «level zero[39] Java» за «level zero+ французский» работал. Вроде как один стыд в обмен на другой.

Витольд с Марикой появлялись в доме номер восемь около четырех часов и оставались до позднего вечера. Пока они учили друг друга на террасе сада, Витольд на кухне готовил еду. Зрелище невероятное: Вит, перепоясанный фартуком и стоящий у кастрюль и сковородок… Затем он шел читать в сад. Когда вбегала Дейзи, Витольд срывался с места, брал ее на руки, ходил вокруг сада, обнимал ее и целовал ее ушки.

Однажды он увидел краем глаза, что так упоенно читает Витольд.

– Я, приятель, пытаюсь найти гуманизм. Люди меня разочаровали. Так много харь и рыл, и так мало лиц. Поэтому я в последнее время ищу человечность среди обезьян, – сказал он, показывая на книги, лежащие на траве. На обложках действительно были изображения морды гориллы или шимпанзе. – Это мое последнее открытие. Автор – голландец из Америки, Франс де Ваал, профессор-этолог, специалист по приматам. О приматах он знает очень много, а о шимпанзе бонобо – практически все. Если существует реинкарнация, то я в следующей жизни хотел бы быть самцом бонобо. И чтобы Марика была самочкой в моей стае. В третьей жизни я тоже хотел бы быть бонобо. Либо ты трахаешь, либо тебя трахают, или между делом какая-то самочка домогается тебя. Из его книг лучшая вон та – «Бонобо и атеист». Буквально крышу сносит. Но, возможно, я еще изменю свое мнение. Еще две предстоит прочесть. Это Марика открыла мне его. Когда есть время, она бегает по книжным магазинам. А на день рождения подарила мне четыре его книги. Я думаю, она посылает мне какой-то намек. В частности, вполне возможно, связанный с частотой совокупления у бонобо, – предположил он, прервав свой монолог. – Как там успехи Марики в информатике? А у тебя как? Ты уже шпаришь по-французски? – И не дождавшись ответа, спросил серьезным тоном: – Можно уже господам подавать на стол? Или подождать звоночка?

А потом Витольд накрывал стол скатертью – когда не шел дождь, то в саду, а во время дождя – на кухне, и звал на подготовленный им «dinner[40]».

– Ужинают в детских оздоровительных лагерях или в психушке, а я, милостивый государь, подаю вам dinner. Чтобы это с сего дня было ясно всем! – однажды сказал он.

Трапезничали до позднего вечера.

Марика рассказывала о своей работе помощницей воспитательницы в небольшом частном франкоязычном детском саду, о потешных девчушках в платьицах от «Луи Виттон» и ботиночках от «Гуччи», о том, как каждое утро родители привозят их в детский сад на своих порше. Витольд – о своем «труде на благо поколений» в Отделе ЗАГС, где он делал подвластными компьютеру данные «родившихся и умерших граждан нашего города в целях цифровизации Польши», и с удовлетворением отмечал рост наделенности сограждан свидетельствами о рождении: у некоторых их было явно больше одного – первое, например, с одним отцом, второе – с совершенно другим. «Но мама была все та же…».

Иногда странными путями вмешивалась в их разговоры политика. Марика избегала этого, как огня. Она знала, что «Виткаций заводится с полуоборота, начисто теряя даже остатки той культуры, которая была в нем». Она была права. Витольд реагировал на нынешний политический мир за окном с избыточной и часто преувеличенной чувствительностью, что доводило его до агрессивного расстройства. Марика знала это, и поэтому предпочитала «не ковырять это дерьмо». Но не всегда получалось. Однажды вечером Витольд разразился монологом.