Одиночка

Вот только жаль, что член наполнял ее тело, лишь когда двигался внутри. А потом выходил он, уходила она. Оставалась пустота. Пустота, которую Саша тотчас старалась заполнить другими малознакомыми людьми.

А что ей было, в сущности, делать?

Она сотни раз набирала и стирала одно и то же сообщение. Она могла написать набор этих букв на ощупь, с завязанными глазами:

«Я могу с тобой поговорить? Когда тебе удобно?»

Набирала и стирала. Стирала. Стирала.

Ведь как?

Как открыть рот? Какими словами сказать? Как объяснить, что молчала столько месяцев? Что так много скрывала даже от близких людей. От папы. От лучшей подруги Яны, которая поддерживала вежливое редкое общение после того, как Саша сама ее оттолкнула. От родственников, естественно, во всем идеальных, но действительно «желающих только добра». И что-то даже от Инны, ведь в новой Сашиной реальности никто не стал ближе.

Надо сказать. Расслабиться. Освободиться. Принять жизнь, как она есть. Праба Пелагея повторяла: жизнь прожить – не поле перейти. Саша понимала. Да, бытие – вечная борьба; бытие – движение вперед и назад, в никуда; бытие – смесь горя и труда с проблесками усталого, выцветшего счастья

Саша так ничего никому не отправила. Текст сообщений удаляла. Все чаще вспоминала праба. Одиночество заменяла пустотой. Цеплялась за небытие. Так легче.

Но ей некуда было убежать.

* * *

– Вот и все, у нас с тобой последнее занятие. Да, да, вот так, мой хороший, да, – улюлюкала массажистка. Сашу это раздражало, но женщина ни в чем не была виновата.

– Он что-то дергаться начал, – заметила она, а Саша подтвердила:

– Да, приступы небольшие. Доктор предупреждал, что может быть от лекарств. Мы сходим… обязательно.

«Я соскучилась по тебе».

Инна. За эти пару месяцев они редко переписывались. С чего бы им ближе общаться? Не после разговоров же о цвете какашек, срыгивании, реакции на лекарство, странных подрагиваниях. Малышовые проблемы. Малышовое общение. Про массаж она Инне так и не сказала.

я тоже соскучилась

Она ответит потом.

Саша открыла приложение и перевела деньги за массаж.

– Отправила.

– Спасибо, – ответила женщина и ласково заворковала с малышом.

Это массажистка перед ней старается? Или искренне?

– И вам, – кисло улыбнулась Саша.

– Поздравляю с днем рождения!

– С каким? А, да, семь месяцев. Спасибо.

От курса, из-за болезни женщины растянувшегося не на две, а на три недели, Саша не увидела пока никакого результата. Но главное было не это. Она заплатила за последний сеанс, и пятизначная сумма растаяла, превратившись четырехзначную.

Деньги почти закончились.

Бедность, как у сотен тысяч матерей-одиночек, да еще с нездоровыми детьми, почти стояла у нее на пороге. Саша вскипела. Она еле сдерживала себя, чтобы не накричать на беспомощное, зависимое маленькое существо, на женщину, которая все не могла уйти, копаясь то с ребенком, то с молнией на сапоге. Пока ждала, когда же массажистка наденет перчатки и уйдет, то так сильно сжимала ручку на двери, что пальцы онемели.

Наконец-то!

– До свидания, – она пропустила женщину и громко захлопнула за ней дверь.

Села прямо там, в прихожей, на заваленный детскими вещами комод, сжала, разжала кулак, ударила им по колену раз, два, три.

– Сука, сука, сука.

Правда была на поверхности. Скучная, непритязательная, сморщенная.

Она злилась на массажистку, потому что та забрала, вынудила отдать почти последние деньги. А сама, довольная, уходила прочь, к мужу или детям, другим клиентам, чтобы делать массаж, готовить обед, проверять уроки, неспешно читать книгу.

жить жизнь «все хорошо»

Саша злилась на мужчин. На тех, кто нравился в юности; на блядского Марка, которого страстно любила; на тех, кого трахала – а на самом деле трахали ее – каждые выходные.

Злилась на врачей, медицину в целом и государство, которое позволило случиться тому, что случилось.

Злилась на маму – что умерла так рано, на папу – что не был рядом, на ребенка – как раз за то, что был.

Она, конечно, больше всего злилась на себя.

* * *

«Сегодня – танцевать! – написала она футболисту. – Хочу оторваться как следует».

«Будет сделано», – ответил он.

Они встретились в клубе. Футболист приехал с другом. Тоже якобы футболистом, совсем молодым. Ну, не семнадцать же ему, хотелось съязвить Саше, но она сдержалась. Ей понравилось, как тот, другой, на нее смотрит. Ей, в общем, было неважно, как они себя называли. Лишь бы весело, лишь бы много коктейлей, лишь бы обоюдное желание.

– На, держи, это тебя немного расслабит.

– Не крепкое? Мне обязательно нужно вернуться домой до двух.

– Не, лайтовое. Давай!

Она колебалась. Но то нечто которое начало давить на грудь еще в больнице – хотя все, из чего складывалась ее жизнь, зародилось в стенах, пропахших медикаментами, пропитанными детским криком и материнскими слезами, – вернулось.

Тень следовала за ней повсюду.

и она поддалась

и взяла и запила коктейлем

Это могло разрушить тело, но никогда – сердце.