Одиночка

Ничего не помогало. Ни изнурять тело недосыпом и полуголодом, ни отвлекать нервную систему домашней работой и заботой о ребенке. Мысли прорывались, лезли, разрушали больное сознание, разлагались. Она не могла дать им выход.

Нет. Нет. Нет.

Стоп.

Она выпила налитый бокал – раз.

Налила новый и выпила – два.

Захотела заплакать – три.

Но не смогла – четыре.

Достаточно.

Она стойко продержалась еще день. А утром второго января написала: «Инна, мне нужно с кем-то поговорить, можешь приехать?»

Инна приехала поздним вечером. Что-то доделала дома с мужем, завезла Машеньку к подруге, взяла еды, вина и две большие бутылки мартини.

– У нас есть ночь. Хватит? – деловито сказала она прямо с порога.

Саша не ответила. Обняла рыжую красавицу – уже, конечно, подругу. Заплакала, надрывно, как в детстве. Что-то внутри себя отпустила. Смогла.

смогла

И все как есть – как было – рассказала.

семь

(третий день после Нового года)

У них получился очень долгий разговор.

Долгий монолог, не прерываемый громким дыханием. Инна молчала, кивала, казалось, чувствовала, как нервозно, отчаянно Сашино желание ей раскрыться, как страшно это делать в первый раз.

Саша закончила, замолчала, вдохнула-выдохнула. Чего-то ждала.

– Тебе было совсем плохо. Почему не сказала?

Она замерла. Почти восемь месяцев прожила одна – не считая разовые связи, – без близких, то в больнице, то в квартире, лишний раз не открывая рта, не жалуясь на свое состояние. Копила вину и ненависть. Жалила себя изнутри. Но сейчас неожиданно подумала, что жаловаться-то должен был он, ребенок, пострадавший, а не она, инфантильная недоженщина.

– Я сделала ему много плохого. Какая из меня…

Она так и не сказала этого слова на букву «м». Но Инна поняла.

– Сейчас хотела бы исправить. Но вдруг уже поздно? Вдруг это я виновата, что он останется таким? Как я смогу с этим жить?

Саша сглотнула слюну. Вытерла последние слезы, после которых неминуемо приходит пустота. Отпила мартини. Говорить об этом после тягучего многомесячного молчания было противно и тяжело.

– Когда родилась Машенька… – медленно начала Инна, заправляя пышную прядку в низкий хвост. – Когда она родилась, у меня обострилась тяжелая депрессия.

– Да? – вырвалось у Саши.

– Да. Три психиатра и множество препаратов – полгода мой муж жил один. Как ему казалось. Как потом он делился у семейного психолога. Я была рядом лишь физически. Спала, иногда ела, рисовала в альбоме. Считала пульс. Я и надеялась, и нет, что однажды ночью он возьмет и остановится. Это было страшно.

Инна отстраненно взъерошила волосы.

– Маша, малютка, ничего не замечала. А мы не понимали друг друга. Почти разлюбили. У Жени появился кто-то, кого он начал скрывать. У нас, знаешь, всегда были свои, не совсем стандартные договоренности. И я и он любили пофлиртовать, поэкспериментировать. Заводили так называемых друзей, по типу fwb.

– Fwb?

– Ну да, «друзья с преимуществами». И в гости ездили, и целыми семьями знакомились. Но друг с другом всегда делились эмоциями, рассказывали, не было ничего важнее нашей любви. А тогда он страдал с другими, с другим. Я страдала и боролась одна.

– Что тебе помогло? – прошептала Саша, подливая прозрачную жидкость в ее, а затем и в свой стакан. Хорошо. Сверху сок.

– Я очень-очень любила Машеньку, – сразу ответила Инна.

Она хмыкнула и продолжила:

– Ну и помогли лекарства, конечно, правильная терапия.

Отпила.

– Постепенно все стало налаживаться. Мы наконец поговорили. Пошли на прием к семейному психотерапевту. Обсуждали новые для нас роли родителей. Родителей особого ребенка. Плакали, ругались, поддерживали. Снова плакали.

А как у них сейчас хотелось узнать Саше, но пока – она чувствовала – это был бы личный вопрос. Она только прошептала:

– Спасибо, что поделилась.

– Сказала отцу? – резко уточнила Инна.

– Пока нет. Не могу. Не хочу. Не знаю.

– А подругам?

– Подругам, – горько повторила Саша. – Их было две-три, а сейчас? Сама виновата. Из меня та еще подруга.

подруга, которая оттолкнула всех, кого могла

– А они пишут, звонят?

– Редко переписываемся «как дела – нормально». Они думают, я застряла в ребенке.

– Поделись. Это не страшно. Тебе станет легче.

– Уже стало.

– Это твои близкие, – напомнила Инна. – Вечно убегать не получится.

– Не получится, – упрямо подтвердила Саша.

– Необычный ты человек, Александра, – прищурившись, посмотрела на нее Инна. – Почти все, да что уж, все первым делом рассказывают родителям, мужьям, друзьям, родственникам. Одной слишком тяжело. Слишком. А ты тянула на себе.

Дело в том, что я бы поделилась – делить боль, делить делить – но у меня никого нет подумала Саша уже ни праба, ни мамы И тут же себя одернула – есть. Есть, остался же папа. Чего это она?

– А Марк? Не общались?