Инквизитор, возвращаясь со службы, почти добрался до входа казенной квартиры, но остановился, почувствовав опасность. Он был уверен, что на сегодня все дела окончены. Очевидно, ошибался. Тяжело вздохнув, медленно развернулся и направился в сторону доносившихся воплей и звуков борьбы. Уверенно завернул за угол и в старой подворотне увидел, как худощавый горожанин зажимал в углу молодую девицу, а та, в свою очередь, отчаянно отбивалась от него пухленькими белыми ручками. С каждой секундой сопротивление слабело, из горла вырывались лишь хриплые стоны. Кричать, по всей видимости, она больше не могла.
— Оставь ее! — властно произнес инквизитор, привлекая к себе внимание.
Нападавший замер на миг, напрягшись всем телом, затем резко обернулся и зыркнул злобно на заступника безумными красными глазами. Оскалился и по-звериному зарычал, обнажая острые клыки, с которых струйкой стекла по подбородку алая кровь. Картина была крайне неприятной. Выпустив жертву из рук, монстр бросился навстречу инквизитору, норовя вцепиться в горло черными длинными когтями, но тот словно этого и ждал. Ловко выхватив меч, он точным ударом всадил лезвие в самое сердце нападавшему. Нечисть пронзительно взвизгнула и осела на землю, обездвиженная буквально на пару мгновений, которых хватило, чтобы размахнуться и снести ей голову с плеч.
Тут же, потеряв интерес к поверженному монстру, словно это было привычным делом, нечаянный спаситель направился в сторону потерпевшей, которая не отрываясь наблюдала, как обезглавленное тело растворяется в воздухе, оставляя после себя лишь черный дым с отвратительным запахом серы.
— Мисс, с вами все в порядке? — обеспокоенно спросил он и, увидев, что девица теряет сознание, мгновенно переместился и успел подхватить на руки ее обмякшее тело.
На минуту задумавшись, что делать с пострадавшей, инквизитор не придумал ничего лучше, как направиться в свои апартаменты.
Оказавшись в гостиной, он уложил спасенную на небольшую софу и позвал камердинера. В комнате царил полумрак, сквозь него хозяин дома пытался рассмотреть лежащую перед ним девушку. Подол юбки розового платья слегка подмялся, являя взгляду ажурные чулки. Излишне глубокое декольте и яркий, местами размазанный макияж, откровенно намекали на древнейший способ заработка их владелицы.
— Снова подобрал
— Отойди подальше, Изабель, неровен час сорвешься, — кинул через плечо инквизитор.
— Не беспокойся, я уже поужинала, — ответила брюнетка, но все-таки отступила на пару шагов назад.
Мужчина склонился над своей гостьей. Чтобы облегчить дыхание, он молча ослабил шнуровку корсета и развязал бант на подбородке, удерживающий дамскую шляпку. Женский аксессуар тут же скатился на пол, высвобождая густые белоснежные локоны.
— Эвелин…? — зачарованно произнес он, слегка отшатнувшись.
— Нет, мистер… Меня зовут Китти, — чуть слышно проговорила незнакомка, приходя в сознание.
— Столько лет прошло, а ты в каждой блондинке готов увидеть свою потерянную невесту, — с ноткой ревности упрекнула молодая хищница. Хозяин дома многозначительно промолчал.
Тем временем в зал вошел камердинер, освещая помещение тяжелым серебряным канделябром на семь свечей.
— Доброй ночи, господин Ноа, — поприветствовал своего хозяина пожилой, но еще полный сил слуга. — Ох! А что же случилось с этой бедняжкой? — встревоженно спросил он, устанавливая зажженный шандал на ближайший столик.
— Принеси все необходимое для обработки раны, — коротко распорядился хмурый инквизитор, не сводя глаз с бедной гостьи. Теперь, в мерцающем свете огней, он явно видел, что ошибся. Миловидное лицо с по-детски пухлыми щечками было совсем не похоже на его Эви. Конечно, он допускал тот факт, что она могла переродиться в совершенно ином теле, но был уверен, что почувствует, узнает свою девочку на ментальном уровне, если встретит. Сейчас Ноа не ощущал ничего, кроме разочарования. — Позаботьтесь о несчастной и, если потребуется, разместите ее на ночь. Я буду у себя, — устало распорядился он и направился к себе в кабинет.
— Снова будешь работать до утра? — заботливо поинтересовалась Изабель. — Я заварю чай.
— Ничего не нужно, — буркнул Ноа, даже не обернувшись. — Хочу побыть один.