Одинокая лисица для мажора

Вкус, который только что нравился и будоражил что-то на неизведанном раньше уровне, вдруг стал казаться отвратительным. Но куда как отвратительней было все в моей башке. Я вскочила с пола и приложилась к носику чайника с еще очень теплой, едва ли не горячей водой и напилась, а потом набрала полный рот и, выполоскав его, пошла и сплюнула в слив душевой зоны, все это время стараясь игнорировать пристальный взгляд тоже поднявшегося Каверина. Мне почудилось, что стоит ему глянуть в мои глаза, и он увидит там, как в долбаном телевизоре с высокой четкостью, все те мерзотные картинки из моего прошлого. Услышит, что говорила моя мать как раз о том, что и случилось между нами несколько минут назад. Точнее, что я сделала для него. В реальности. Сделала, а не пересказала с чужих слов, полных отвращения, презрения, злорадного превосходства. Я сделала для него то, в принуждении к чему обвиняла других мужчин, давясь лживыми слезами и словами. И пока это между мной и Антоном происходило, ни единая мысль о схожести не коснулась даже разума, но вот после того, как он спросил… Мне реально подурнело. Кто я? Кто я, после того, что осознала и признала вслух, что мне понравилось. Все. Если верить словам матери, то лохушка дешевая и давалка беспонтовая. Одна их тех шалав конченых, что позволяют себя иметь мужикам за просто так, да еще и кайфуют от этого. Она таких баб ненавидела буквально люто, считая, что из-за таких дешевок мужики и не ценят других женщин. Не ценят в ее представлении — это не понимают, что иметь красивую женщину — очень дорогое удовольствие и большое снисхождение со стороны этой самой красавицы. За которое нужно платить-платить и даже в итоге расплачиваться. Правильно, а как же будут ценить, если потрахаться можно найти и на халяву. Но знаешь что, мама? Пошла ты! Я отказалась быть такой, как ты, еще тогда, когда сбежала. И я отказываюсь принимать твои сраные взгляды на секс. Мне понравилось все, что делал со мной Антон. Мне понравилось видеть и понимать, что я доставляю ему удовольствие. Я после этого дешевка и шалава, что готова давать безотказно, только чтобы кайфануть еще разок так же? Ну и похрен! Сама я разберусь, что и как с этим сексом и ощущениями от него.

Отыскав глазами алюминевый тазик литра на три, я слила в него оставшуюся воду из чайника и принялась мыть чашки и тарелки, стараясь действием изгнать из разума материнский голос, что продолжал презрительно нашептывать, невзирая на то, что я мысленно ее решительно посылала. Да еще Каверин продолжал на меня пялиться, я это спиной чувствовала, и оборачиваться не надо. Стоит, молчит и смотрит.

— Лись, какого хрена, а? — наконец подал он голос, подойдя ближе. — Что я сказал или сделал?

— В смысле? — не поднимая глаз, спросила его, наподдав в голос беззаботности. Вышло паршиво, потому как нервно-визгливо как-то. — Нормально же все, сказала уже.

Его ладонь внезапно легла на мои кисти с тряпкой, и только в этот момент я осознала, что руки у меня тряслись, как у паралитички. Я заморгала изумленно, одновременно силясь изгнать из глаз подступившие слезы. Да что это еще за на хрен?

Антон забрал тряпку, кинул ее в воду и, взяв со стола полотенце, принялся вытирать мне руки. Медленно, начиная с пальцев и до запястий, мягко при этом массируя.

— Что было, Лись? Кто-то заставлял? — спросил он, и я вздрогнула, потому как эти его прикосновения меня в подобие транса какого-то погрузили, что ли.

— Что? Ты об… — я машинально коснулась пальцами нижней губы, — об этом? Нет! Ничего такого не было!

Я попыталась снова отвернуться, но он удержал меня.

— Но что-то было же. Говори! — теперь он уже приказывал, и я, само собой, тут же вспыхнула.

— Да с какой, блин, стати? И что рассказывать? Я же сказала уже тебе все!

— Ни хрена ты мне не сказала! — тоже напрягся Антон. — Ты мне о себе вообще ничего не говоришь.

— А чего ты так завелся-то? Внезапно дошло, что целовался с девкой, что до тебя члены сосать, может, пробовала? Так не бзди, не было такого, я до тебя нецелованной еще даже ходила.

— А то я, бля, и сам этого не понял, балбесина. И срать бы мне было, что ты там по доброй воле в жизни пробовала, я о другом спрашиваю.

— А-а-а, ну конечно срать! Ты-то до меня других баб напробовался от души, да? Ну и как я…

— Кончай это! — Каверин заткнул меня, попросту зажав рот ладонью. — Не пытайся сбить меня на вот эту вот фигню с ревностью и соскочить с ответа. В чем наша проблема, Лись? Я же помню, что тебя после зажиманий в клубе тоже нахлобучило от чего-то. Что это?

— Да что ты ко мне… — начала, как только Антон убрал руку, и он тут же опять заткнул. Попыталась вырваться, но он мигом скрутил, вжав спиной в свою грудь.

— Так, вдох-выдох, мелкая. И еще разочек, — чуть нараспев произнес он мне на ухо. — Успокаиваемся и объясняем все понятненько для недогоняющего меня. Угомонилась? Все, давай.

Ну что, блин, я могу ему сказать? И почему вообще должна что-то говорить? И если расскажу действительно все, его самого-то не вывернет от осознания, с какой дрянью соприкоснулся?