Одинокая лисица для мажора

— К главному давай, — велел я. Чую, что она уже начала жалеть — вот и в глаза не смотрит, и эти отступления неважные.

Лиска головой странно дернула, будто шея у нее затекла, но глазами со мной так и не встретилась.

— А главное в том, что вскоре после свадьбы обнаруживалось, что каждый из ее мужей на самом деле растлитель малолетних, а конкретно меня. — Ее рот искривился в брезгливой гримасе, а плечи передернулись. — А растлителей, Каверин, надо сажать в тюрьму. Что она успешно и делала с моей непосредственной помощью.

— Они тебя… — каркнул я, напрягая вмиг пересохшее горло. От одного только краткого, как вспышка петарды, видения зареванной, насмерть испуганной маленькой рыжей девочки с белой нежнейшей кожей и нависающей над ней тварью поганой в человеческом обличии у меня разум помутился и кулаки сжались до хруста.

— Нет! — выкрикнула Лиска хрипло, вскинув наконец на меня глаза. Покрасневшие, блестящие от сдерживаемых слез. — Никто и никогда. Ни разу никто меня и пальцем не трогал! А я помогла их обобрать и троих даже убить, понятно? Не своими руками, нет, и слов хватило. Моих “правдивых” и очень, мать их, реалистичных показаний с описаниями. Как они трогали меня. Как заставляли трогать себя. Дрочить им, члены сосать. Как они кончали на меня. А уж маманя заботилась о том, чтобы на белье находили сперму. И все — поехал очередной новый “папа” в изолятор. Прямиком в пресс-хату, знаешь такие есть? После одной ночи в ней с толпой прожженных и послушных приказам местного начальства зеков во всем сознаются. Любой грех на себя берут, лишь бы туда не вернули. Все документы не глядя подписывают. Ну или вздергиваются. А нам хоть так, хоть эдак — все подходило. Все имущество распродавали по-быстрому, чтобы даже родня, если была, и пырхнуться не успела, и адьес! Валили из города, меняли доки и вперед на охоту за новой жертвой.

Она смотрела на меня зло, как в ожидании приговора, который непременно должен быть едва ли не смертным. Потому что именно такой она и вынесла себе сама. Причем давно. И жила с этим. Один на один, все в себе. Откуда знаю, что никому и никогда? Знаю, и все.

— Сюда иди, — протянул я ей руку.

Ожидаемо дернулась, вжавшись спиной в стенку вагончика. Поздно сдавать назад, Лись. Я тебе вернуться в твое одиночество больше не дам. Моя ты уже, смирись. И теперь хоть в говне, хоть в шоколаде, но вдвоем мы.

— Не противно тебе теперь, а, Каверин?

Я отвечать не стал, взял за запястье и потянул к себе. Мягко, но настойчиво, преодолев недолгую волну ее сопротивления. Когда сдалась, опрокинулся на койку, укладывая ее на себя.

— Сколько тебе было лет, когда это случилось в первый раз?

Она засопела, очевидно испытав очередной приступ проявить свою кусачесть. Но я стал успокаивающе разминать напрягшиеся мышцы на ее шее, и она сдалась, выдохнув мне в грудь:

— Шесть.

ДОРОГИЕ МОИ! СЕГОДНЯ СТАРТОВАЛА МОЯ НОВИНКА В ЖАНРЕ ГОРОДСКОГО ФЭНТЕЗИ " ВЕДЬМА. ПРОБУЖДЕНИЕ". Очень жду вас и там и надеюсь на поддержку)))

Глава 21. 2

— Шесть, — повторил, запихивая этот невпихуемый в своей чудовищности факт в башку и стараясь не выдать себя ничем. — В шесть лет твоя мать научила тебя говорить все эти вещи о мужике, что… Как, бл*дь, так, мелкая?

Она опять напряглась и рыпнулась, но я спеленал ее руками, успокаивая. Дурак, бля. Эти вопросы ей разве задавать надо? Нет! Этой ублюд*не *банутой, что родного ребенка…Так задавать, чтобы кровью харкала… В шесть лет! Как таких земля носит? Почему, бл*дь?!

— На самом деле тот первый раз я помню плохо. Особо в сознании не зацепилось. — Лиска завозилась на мне устраиваясь поудобнее. — Я же еще не понимала ни хрена. Мама научила всему, я повторила. Новая игра, и все такое. Нарисовала мне она схемку даже, а я ее тетке в ментовке и воспроизвела. И черным карандашом зачеркала до дыр прямо, как и велели. Мама рада, а я ее любила и хотела радовать. А то, что дядя Коля пропал, мне по барабану было, я к нему и привыкнуть не успела. Но вот уезжать было жалко. У меня там кошка осталась. Трехцветная, глаза желтые-желтые. Сова ее звали. А мать забрать не позволила. Вот где трагедия была.

П*здец, а я-то вечно на свое детство жаловался. Обидки у*бищные в себе носил. Как тебе такое, Антох? Внимания тебя, бля, родительского не хватало? Носился с идеей, что пох им на меня всю жизнь было, потому и общались чисто бабками. Недолюбленный тоже мне. Бунтарь *банутый, жалко привлекавший к себе внимание дебильными выходками.

— А как все закончилось?

— Я это сама для себя закончила, Каверин. Сбежала в тринадцать, как раз перед очередным “разоблачением”.

Сама. Сама, в тринадцать лет. Никто не помог. Не спас.

— И куда пошла?

— Да куда пошлось, — фыркнула Лиска мне в ключицу. — Гуляла себе до осени. На поездах каталась зайцем, городов не запоминала, мир смотрела.

— Каталась? Что ты ела, где жила?