Одинокая луна в Сарасина. Японские лирические дневники

Сколько-то времени потом он не навещал меня, но однажды в дождливый день от него пришла весть: «Буду нынче вечером».

Я ответила:

Укрылась трава
В тени ветвей касиваги.
Увы! Неверная сень.
Не отогнать опасений,
Осенний точится дождь.

Вместо «ответной песни» он поспешил прибыть сам.

Настал 10-й месяц. Пока я соблюдала «моноими», он много раз сетовал на это.

Ночную одежду
Я надел наизнанку…
Роса моих слёз.
А поутру даже небо,
Мнится, роняет морось.

Я ответила, но, боюсь, в старомодном стиле:

Любовью горишь?
Тогда б, наверно, просохли
Одежды твои.
Но рукава наизнанку,
Скажи, у кого влажней?

А меж тем мой отец, служивший мне опорой в жизни, должен был отбыть на север, в край Митиноку. То было горестное время. Я еще не привыкла к моему супругу и, когда он навещал меня, только молча лила слёзы и не поверяла ему свои тревоги и печали. Все кругом были полны сочувствия и говорили мне в утешение, что он меня не покинет. Но меня непрестанно томили печальные мысли. «Можно ли, – думала я, – слишком доверять изменчивому человеческому сердцу?»

Настал день отъезда. Пора было трогаться в путь. Расставаясь со мной, отец тоже не мог удержать слёзы, а моё горе не высказать словами.

Отца стали торопить: «Проходит назначенный срок», – а он всё медлил в нерешимости. Но вот он свернул в трубку письмо, бросил его в мой ящик с тушечницей и вышел, роняя слёзы.

Не сразу я нашла в себе силы взять письмо в руки, но, проводив взглядом отца, я наконец собралась с духом и прочла:

На вас одного
Я возложил все надежды.
Да будет ваш путь
С нею вдвоём так долог,
Как мой путь одинокий.

С тяжёлым сердцем я положила письмо обратно в надежде, что мой супруг заметит его. Скоро он появился, но я не показалась ему на глаза в моём душевном смятении.

– Что с тобой? – попенял он мне. – Дело ведь обычное, житейское, а ты впала в такое уныние! Значит, мне не доверяешь.

Но тут он увидел письмо возле тушечницы, прочёл его с возгласом сочувствия и, покидая мой дом, послал вдогонку моему отцу ответное письмо:

Верь мне, я буду стоек,
Как сосны на берегу
Суэ-но Мацуяма.
Все надежды не всуе
Ты возложил на меня.

Настал 12-й месяц. Супруг мой отправился на поклонение к горному храму возле Ёгавы. Гонец сообщил мне на словах: «Дорогу занесло снегом, к моему великому огорчению».

Я ответила с тем же посланным:

Окованы льдом
Воды реки Ёгавы.
Опору найдёт
Даже летящий снег,
Лишь я в печали растаю…

Быстро пролетели последние дни года.

9-й год эры Тэнряку

В начале года я не видела его два-три дня и, собираясь ненадолго в отъезд, оставила письмо с наказом передать ему, если он наведается в мой дом. Вот что я написала:

Покинул меня!
Как с песней, полною слёз,
Летит соловей,
Я, плача, тебя ищу
В рощах и на лугах…

Скоро я получила ответную песню:

Летит соловей,
Куда его прихоть влечёт.
В лесах, на лугах
Призывно звучат голоса…
Он ищет там, но кого?

Вскоре затем я почувствовала себя необычно и очень страдала всю весну и всё лето, а в конце восьмой луны разрешилась от бремени. Всё это время супруг мой проявлял ко мне сердечное участие.

Наступила девятая луна. Однажды в его отсутствие я, чтобы рассеять скуку, стала разбирать письма в ящике с тушечницей и вдруг нашла письмо от него к другой женщине.

Я была потрясена. Пусть же он узнает, что мне всё известно, и я написала ему:

Сомненье в душе.
К другому берегу ты
Идёшь через мост.
Куда он тебя уведёт?
Быть может, всему конец.

На исходе 3-го месяца он три ночи подряд не посещал меня, а потом отговорился как ни в чём не бывало: хотел, мол, проверить мои чувства…

Только завечерело, как он уже поторопился уйти:

– Из твоего дома ко дворцу путь закрыт.

Мне это показалось подозрительным, и я поручила слуге следить за ним. Посланный доложил:

– Господин провёл ночь в доме, что стоит в тесном переулке, на задворках улицы.

«Так и есть!» – подумала я в сердечной тоске, но у меня не хватило духу сообщить ему, что мне всё известно.

Через два-три дня перед рассветом вдруг послышался громкий стук в ворота.

«Это, верно, он», – догадалась я, но в сердечной досаде не велела отпирать. Пришлось ему отправиться в тот жалкий домишко.

Дольше я молчать не могла, сложила стихотворение с большим тщанием, чем обычно, и привязала его к увядшей хризантеме: