— Нет, благодарю вас. Сигареты меня только раздражают. Предпочитаю сигары. Нет возражений?
— Нет, никаких.
Оллред скрестил свои короткие ноги. Его ногти со свежим маникюром блеснули отражением света, падающего из окна, когда он извлекал сигару из кожаного портсигара, который вынул из кармана.
— Это насчет моей жены, мистер Мейсон…
— Что же насчет нее? — спросил Мейсон.
— Едва ли я понимаю, как расценивать ее действия.
— Давайте поймем друг друга правильно, мистер Оллред, — сказал Мейсон. — Вы пришли сюда из-за того, что я позвонил по телефону и захотел говорить с вашей женой?
— Некоторым образом. Но только некоторым образом.
— Вы всегда должны понимать, — предупредил Мейсон, — что, когда вы говорите с поверенным, вы можете представить факты, относительно которых адвокат не может действовать.
— Вы хотите сказать, вы можете представлять интересы моей жены?
— Я хочу сказать, что могу не быть свободным, чтобы действовать как ваш поверенный, если у вас на уме было такое. Поэтому вы должны сказать мне в точности то, что хотите, но не разглашайте никакую информацию, которую вы захотите рассматривать как конфиденциальную.
— Это' так. Это так, — сказал Оллред, чиркая спичкой о подошву своего широкого ботинка, поднося пламя к кончику сигары, нервно пыхтя, пока табак не загорелся до той степени, которая его удовлетворила. Оллред погасил спичку, швырнул ее в пепельницу, спросил Мейсона: — Вы представляете мою жену?
— В настоящий момент я не готов отвечать на этот вопрос.
— Что ж, если это так, — а сдается, что так и есть, — как случилось, что вы ожидали найти ее
— Разве не логично искать жену в доме ее мужа?
Сквозь голубую дымку сигарного дыма Оллред внимательно изучал черты адвоката.
— Будь я проклят, да вы хитрец, каких мало, — проворчал он, — если только…
— Если только — что? — спросил Мейсон, так как его собеседник умолк.
— Если только по какой-то причине вы не знаете, но, если вы представляете Лолу, вы
Мейсон только улыбался.
— Ну что проку препираться таким образом, мистер Мейсон? Давайте-ка перейдем к делу.
— Так говорите напрямую.
— Моя жена, — с горечью сказал Оллред, — удрала с моим лучшим другом.
— Как это скверно, — уклончиво отозвался Мейсон. — Когда же она ушла от вас?
— Как будто вы не знаете!
— В конце концов, мистер Оллред, вы сами захотели этого интервью.
— В субботу вечером, — ответил Оллред. — Черт побери, я просто потрясен.
— Имя этого человека?
— Роберт Грегг Флитвуд. Один из тех, с кем я связан по работе, мой служащий, бухгалтер, помощник, очень умелый работник.
— Вы намерены требовать развода?
— Не знаю.
— Я полагаю, газетам об этом ничего не известно?
— Разумеется нет. Пока что мне удалось постараться, чтобы это не попало в прессу. Больше я не смогу их удерживать. Мы слишком известны: положение в обществе, и прочее.
Только кивок был вкладом Мейсона в разговор.
— Чего я никак не могу понять, — дернулся Оллред, — так это того, как могла женщина ее возраста сделать такую вещь!
— Сколько ей лет?
— Сорок два.
— Кажется, — сказал Мейсон, — психологи считают, что это самый опасный возраст для женщины.
— Вы говорите об общем правиле, — сказал Оллред.
— А почему нет?
— Ладно, если угодно, но слушайте, Мейсон. У Лолы было огромное состояние, она могла делать все, что хотела. Она зрелая женщина. Если я ей надоел, почему она просто не уехала, не объявила благоразумно, что живет от меня отдельно, а потом не развелась и не вышла замуж за Боба Флитвуда? Но нет, она должна рассчитывать на театральные эффекты, какие-то детские поступки, нечто такое, что вызовет нежелательную огласку.
— Можете что-нибудь рассказать мне о Флитвуде?
— Я все могу рассказать о нас.
— Ну так?
— Боб Флитвуд на пятнадцать лет моложе моей жены. Я его взял к себе совсем молодым человеком и попытался что-то из него сделать. Я проталкивал его вперед с такой быстротой, с какой он мог идти. Я доверял ему. Большую часть времени он находился у меня в доме. Проклятье, я и не подозревал, что он и Лола смогут что-то найти друг в друге. Боб Флитвуд определенно ухаживал за Патрицией.
— А кто такая Патриция?
— Патриция Фэксон, дочь Лолы от предыдущего брака.
— Понятно.
— И вдруг так неожиданно он сбежал с моей женой.
— Что об этом говорит Пэт?
— Она все глаза выплакала, но притворяется, будто ничего подобного. Она приходит в столовую, ест ровно столько, чтобы не умереть с голоду, пытается делать хорошую мину при плохой игре, прикидывается счастливой, улыбается — и ест себя поедом.
— Она его любит?
— Думаю, что больше всего она унижена. Девушке чертовски тяжело, если ее мать убегает с ее любимым.
— А Флитвуд был любимцем Патриции?