Вдруг показались три кузнеца — тщательно выбритые, в чистой одежде — и с ними Оган Симавонян с огромной стопкой книг под мышкой. «Я читал, — говорит, — мне помешали…»
Выстроившись по росту, пришли на площадь павшие во все времена бойцы, из-за деревьев любуются ими девушки. Парни молча стали там, где впоследствии вырос памятник, на котором выбито всего пятьдесят семь имен.
Ущелье гудит от голосов, деревья качают ветвями, и горы наклонились, чтобы получше разглядеть, что делается в селе.
— Возвращайтесь все! — крикнул Камсарян.
Но ответом ему было великое безмолвие: перестали играть зурначи, замерли девушки, потемнело «кино» Мамбре Дрнояна, а колокола Одинокой часовни вдруг онемели — раскачиваются взад-вперед, а звука нет.
— Возвращайтесь! — крикнул Камсарян еще громче.
— А мы и не уходили. Куда возвращаться тому, кто не уходил?
Кто ответил? Кто произнес эти слова?
И опять зазвонили колокола, зурначи заиграли прерванную песню, с шумом завертелись мельничные жернова, и белая мука, подобно белому облаку, вознеслась в небо.
…Камсарян проснулся и в первое же мгновение вспомнил сон, будто заново увидел, чтобы потом потерять увиденное.
— Ты с ума сходишь, Саак, — сказал он себе вслух. — С ума сходишь.
И уснуть больше не мог.
21
Через два дня после свадьбы Врама и Мариам село узнало, что уехала Гаянэ.
Оган Симавонян сам лично дважды ее приглашал, и — на тебе! — единственная не явилась. Оган Симавонян, подыскивая бранные слова, пришел к ней узнать, в чем дело.
Дверь дома была заперта; он удивился: замка нет, дверь заколочена досками! Крест-накрест. А окна открыты. Оган, конечно, всунулся — дом был пуст.
Когда же она уехала? И как сумела улизнуть так незаметно? «Наверно, во время свадьбы, — подумал Оган, — все село было в моем доме, а она собрала пожитки, да и… Но куда?..»
Оган сел на стоявший во дворе табурет, закурил, затянулся. Значит, еще одна дверь закрылась, еще один очаг погас. А бранных слов для Гаянэ так и не нашел. Гаянэ — одинокая женщина, ей в селе было труднее всех. Может, в райцентре квартиру получит, работать станет, приживется… Бог с ней.
Он тяжело поднялся и направился к учителю, чтобы сообщить ему печальную новость.
— Невероятно, — резко сказал Камсарян. — Мы ведь на днях встретились, поговорили. Почему она об этом ни слова? — И вдруг вспомнил озабоченные глаза Гаянэ и то, что она отказалась войти в дом. Наверно, стеснялась, потому что уже решила уехать.
— Я в райцентр еду, загляну в больницу, повидаю ее, пристыжу. Могла бы хоть не скрывать…
— Одинокая женщина… Что ей было тут делать, Саак?
— Одинокая женщина… — повторил Камсарян.
…В больнице Камсаряну сказали, что медсестра Гаянэ Адамян уже два дня не является на работу. Оставила заявление об уходе у дежурного врача. Думали, она в Лернасар уехала. Может, ее кто-нибудь в больнице обидел? Она чересчур уж чувствительная — слова не скажи, обижается. А сестра она отличная. Может, в Ереван подалась — там у нее дядя. Только вот адреса его никто не знал.
Камсарян помрачнел — есть во всем этом какая-то тяжелая тайна. Но какая? И как найти одинокую женщину в миллионной городской толпе?
Случай, произошедший на следующий день, заставил забыть о таинственном исчезновении Гаянэ.
После полудня привезли на «виллисе» геологов в село сына Миграна Восканяна — Варужана. Подросток был весь в крови, с трудом открывал глаза и едва ворочал языком. Его отнесли в дом Огана Симавоняна, потому что Восканяна дома не было, а Лусик, тоже ехавшая на этом «виллисе», рыдала всю дорогу. Из ее сбивчивой речи еле удалось понять, что они с Варужаном шли пешком из школы, а в ущелье на Варужана напали трое и избили его, сама она спряталась в кустах.
Пока Мариам, молодая жена Врама, медсестра, промывала подростку рану и прикладывала холод ко лбу, геологи умудрились слетать на своем «виллисе» за врачом. Немного погодя вбежала запыхавшаяся Сона, за ней Камсарян, а под вечер только приехали Восканян и Врам, ничего не знавшие о происшедшем.
Лусик уже пришла в себя и все рассказывала и рассказывала каждому входившему о том, что случилось. Припоминала при этом новые подробности:
— Они в хачкар стреляли — вы этот хачкар знаете, он в ущелье, перед большим родником. Врам запаздывал, ну мы и решили пешком домой пойти. Мы иногда ходим. Вот и сегодня. Видим — трое парней. Сперва ни о чем дурном не подумали — возле родника костер, на траве еда, бутылки. Там ведь часто шашлык жарят. Голоса их до нас долетали, но слов не разобрать — река шумела. Они вроде бы спорили. И вдруг Варужан меня за руку схватил. Лусик, говорит, они хотят по хачкару стрелять. Тут и я увидала — один из охотничьего ружья в хачкар прицелился. И вдруг Варужан отпустил мою руку и как закричит: «Не стреляйте!» Камнем скатился с дороги в ущелье, и в этот момент выстрел раздался.