Одинокая орешина

Мудрецам это очень понравилось, и они решили повторять опыт каждый год. С тех пор каждую зиму бабочки проводят в коконах, а потом уж, весной, делаются легкокрылыми, красивыми, несущими радость созданиями.

«Почему я вдруг вспомнила эту легенду? — думала Сона, глядя на мотыльков, сгорающих в абажуре. — Во что превращаются, кем оборачиваются они, сгорев?»

В абажуре лежал пестрый прах, но, может быть, души мотыльков отделяются от тел и переселяются в другие? Усмехнулась: «Мистика, делаюсь суеверной, Левон будет иронизировать, приведет научные доказательства…»

Варужан уже поправился, и они опять с Лусик ездили в школу. Отец требовал, чтобы он жил у матери в Цахкашене, но мальчик ни в какую. Тогда строго-настрого запретили им возвращаться из школы пешком.

Бабочка опустилась на волосы Соны. Сона глянула в зеркало — бабочка показалась ей дивным украшением. «Не лети на огонь», — попросила ее Сона.

Преступников искали, но пока безуспешно. «Найдем, — пообещал лейтенант Антонян. — Да еще кого избили, сволочи, — сына председателя! А смелый мальчишка. Такие в милиции работать должны».

23

Письмо Михаила Орлова было на сей раз коротким: «Собираемся с сыном в Армению. Очень хочу побывать на родине моего боевого друга. Примете гостей?..»

Камсарян тут же ответил — правда, не без горечи. Что они увидят? От Геворга остался в селе полуразрушенный дом да имя на памятнике. Но об этом Камсарян, конечно, не упомянул, просто написал, что село будет радо… А вдруг не приедут?.. Вложил в конверт цветную фотографию памятника.

24

Сое Сафарян прочитал подписанное председателем письмо вначале равнодушно, как всякое письмо, потом удивился, а затем побагровел от ярости и стал вышагивать взад-вперед по своему узкому — не рассчитанному на подобные душевные состояния — кабинету. Ему нужен был кто-нибудь сейчас, немедленно, сию минуту, на кого он мог бы обрушить свой гнев.

И такой человек появился — Саноян, редактор районной газеты. Он опасливо приоткрыл дверь…

— Заходи, заходи! — крикнул Сафарян. — Потолковать надо!

— В чем дело? — Саноян отозвался шепотом. — Недавно товарищ Вардуни приехал из Еревана, видел председателя. Ходит, курит… Не случилось ли чего-нибудь? — И, осторожно закрыв за собой дверь, приблизился — Говорят, вроде бы председателя… — голос его сделался доверительным, — ведь его снимают. Правда?

— В партшколу направляют.

— Ты на него так поглядел во время заседания! Все тут же на тебя обернулись. И все стало ясно…

— А как же, — Саноян попал в цель. — Или работать, Асатур, или…

— Ты, Сое Минасович, руководитель крупного масштаба.

Сое Сафарян самодовольно улыбнулся, а потом снова на глаза ему попалось письмо Саргиса Мнеяна.

— Про партшколу — ни гугу! Ты этого ни от меня, ни от кого другого не слыхал! Ясно! А сейчас почитай-ка вот это письмо.

Саноян основательно устроился в кресле, надел очки и принялся спокойно, неспешно читать. Лицо его оставалось невозмутимым — видимо, с одним и тем же олимпийским спокойствием он читал бы и «Декамерон», и некролог, посвященный Сосу Сафаряну, и газетную передовицу о соцсоревновании.

Саноян около двадцати лет проработал в райкоме — в одном отделе, занимая одну и ту же должность, и, говорят, написал двадцать томов проектов решений. Был влюблен в свою теперешнюю жену. И когда она — студентка-заочница — поехала в Ереван на экзамены, написал ей письмо и над обращением «дорогая Сусанна» красными чернилами вывел: «проект решения». Злые языки утверждали, что потом он отнес письмо это секретарю райкома — может, будут замечания, ведь это всего лишь проект. А секретарь вроде бы, не читая — Саноян всегда составлял безукоризненные проекты решений, — подмахнул: «Вынести вопрос на бюро».

— Это письмо можно рассматривать с разных точек зрения, — снимая очки и протягивая листок Сафаряну, начал Саноян. — Во-первых…

— Что «во-первых»! — перебил его Сафарян. — Тридцать лет назад он оставил село, мотался по свету, а теперь, на старости лет, видите ли, стосковался — подать ему его село! Оставался бы тут да сторожил его!

— Во-первых…

— Погоди, погоди, Саноян. Не можешь ты щелкнуть этих патриотов в своей газетке? Покопайся, выясни, кто он такой, почему уехал… И образ его обрисуй… покарикатурнее.

— Нужно подумать. Во-первых…

— Это было бы совсем не плохо. Смотри, что он выдает: «Купил билет на поезд, чтобы своими глазами увидать развалины моего села». Явится и жалобы примется строчить.

— А на что ему жаловаться? Во-первых…

— Да что ты заладил: во-первых, во-первых! Во-первых, пришлют комиссию, начнется проверка, критика. А потом надо будет кого-то наказать, найти козла отпущения. И кого?

— Во-пер…

— Заместителя председателя!

— Саак Камсарян все время жалуется, а кому от этого жарко-холодно?

— Камсарян — дело другое, он свой. А этот из Иркутска. Понял, из Иркутска! Может, он там на рудниках работал, может, у него ордена-медали, заслуги особые! Приедет и заявит: «Где мое село? Подать сюда его и баста!»

— Во-первых, пусть сперва приедет и поживет тут с Камсаряном…

— Нет, ты должен щелкнуть его по носу…