Одинокая орешина

— Яс собой еще две бутылки вина прихватила, — говорит она. — На всякий случай.

— И прекрасно сделали, Шура.

Она быстро убирает со стола, я расплачиваюсь и остаюсь один. Свет не гашу. В голове перекатывается расплавленный свинец, стены раскачиваются, как отцовы деревья под ветром, а душа спокойная, умиротворенная. Без стука входит Ваге. Только в коридоре раздается его голос: «Можно, па?» — «Можно», — говорю. С ним светленькая девчушка, которая тут же представляется:

— Марианна. Мы с Ваге вместе будем экзамены сдавать.

Ваге смотрит на пустые бутылки и подмигивает Марианне:

— Отец тут кутил. Интересно, с кем?

— С твоим дедом, — говорю. — Сегодня день его рождения. Он недавно ушел.

— Кто?

— Твой дед, Ваге.

Ваге улыбается удивленно и снисходительно. Он меня не понимает. А разве сыновья когда-либо понимали отцов? Да и к чему им это? Вот отцы обязаны понимать сыновей — в этом их великая мука и великое счастье.

1977

ДЕНЬ И ЖИЗНЬ

Перевод И. Тосунян

Море, тем оно и море, что, разбушевавшись, выходит из берегов, сметая все на своем пути. Если же оно всегда спокойно, то какое это море — так, болото или просто гигантская лужа.

Человек, тем он и человек, что должен бунтовать, должен «выходить из берегов», восставать против несправедливости, выплескивать наружу то, что в остальные дни приходится таить в себе. Потом он, правда, успокоится, как море… до следующей бури.

Лучшее время рабочего дня — это перерыв. Всего сорок пять минут, но растягиваем мы их как тянучку — уже за десять — пятнадцать минут до звонка, которым у нас и начинается и заканчивается перерыв, откладываем свои карандаши и линейки. Ждем. Ненавижу я эти звонки. Словно в мире часов нет, одни звонки. Они — нововведение нашего шефа, будь его воля, все в мире он начинал бы и заканчивал звонками; со звонком бы рождались, со звонком грустили, плакали, женились и разводились. Последнее, очевидно, было бы не так уж плохо, если учесть, что многие давно решились, вот только звонка ждут.

Бросаю взгляд на часы — осталось минут десять — пятнадцать. Арам уже выложил перед собой на чертеж сигареты и спички. Он единственный в нашей комнате мужчина и заядлый курильщик, а мы его «гарем» (утешение неудачника). Мери тоже курит, но она любит делать это только в обществе — в кафе или во время собраний. Дамам можно, не так ли, — говорит она кокетливо и демонстративно закуривает. Всегда у нее хорошие сигареты, как-то дала мне попробовать, назывались, по-моему, «Салем», ароматные сигареты, специально для женщин. Сейчас Мери сидит как на иголках, каждую секунду бросает взгляд на двери, ждет, видно, кого-то. Арамуи из нижнего ящика стола извлекла на свет божий потрепанную, видавшую виды хозяйственную сумку. Во время перерыва она побежит на базар, тут неподалеку от нашей мастерской. «Вечером опять гости, — шепчет она мне на ухо, — не знаю, смогу ли достать свежие виноградные листья?» Хорошая девушка Арамуи! Асмик и Седа у нас новенькие, работают всего два-три месяца, сидят целый день за чертежами, но пока и сами не знают, что делают. Сейчас они достали зеркальца, губные помады, карандаши для век и быстро-быстро приводят в порядок свои хорошенькие мордочки. У Седы помада ярко-красного цвета, для чего ей вообще нужна помада, непонятно! Стол Арама на другом конце комнаты, но я уже давно заметила, что он непрерывно наблюдает за мной, словно рентгеном просвечивает. За удивительную способность распознавать людские настроения мы прозвали его Рентген-Арамом. За мной он следит уже дня четыре, вот и сегодня, знаю, спросит: «Что с тобой происходит, ты сама на себя не похожа?!» «Пойдешь со мной? — спрашивает Арамуи, — случается, мы вместе ходим на базар. — Тысячу раз говорила мужу, хочешь пригласить гостей, предупреди меня заранее». Нет, я не пойду, хотя и знаю, что дома — шаром покати. «Мне в библиотеку нужно заскочить», — говорю я. Арамуи смеется: «Представляешь, как было бы здорово и гостей своих потчевать книгами: почитали, поговорили, ушли». «Лучше всего дать им поваренную книгу, — пытаюсь острить, — выберут свои любимые блюда, глядишь, и сыты будут».

Вот и долгожданный звонок.

Все устремляются к дверям.

Арам долгим, испытующим взглядом рассматривает меня.

— Ты стала походить на дешевую восковую куклу. У вас в доме что, зеркала нет?

— Есть, — отвечаю, — целых четыре, смотреть просто не на что.