Одинокая орешина

Сейчас мне кажется, в морщинах Арарата сквозит улыбка, он словно читает мою грусть и хочет ласково погладить меня по седеющим волосам, как погладил бы дед внука. «Да, я тоже поседел, Арарат». Мы подмигиваем друг другу, я и гора.

А бабочки и пчелы беспрепятственно нарушают границу. На крылышках этой бабочки я написал бы Арарату письмо.

Не пишу. Пчелы будят во мне другое воспоминание.

На стене у моего друга расшитое полотнище. «Знамя, — говорит Варужан, — старое знамя города, где родился мой дед. В 1916 году он обвязал его вокруг пояса и пошел в Алеппо, деду было тогда пятнадцать лет…»

Я удивился — на флаге вышиты улей и пчелы, казалось, пчелы вот-вот улетят.

— Пчелы и ульи были гербом армянского города, названия не помню, знаю только, что мой дед родом откуда-то из-под Игдыра. Он обычно смотрел на вышитых пчел, курил и вздыхал: «Бедные пчелы, каким чудом могли вы собирать мед на полях крови?»

Вместе с тысячами других из Алеппо, Марселя, Ирана, Бейрута приехал и Варужан в 1946 году в Армению. Тоненькие ручейки вливались в наше море, и вода в нем поднялась. Когда у нас в школе Варужану дали учебник на армянском языке (помню, это был учебник химии), он не удержался, всхлипнул, а мы недоумевали — плакать из-за какого-то учебника?.. Тогда многого мы не понимали, а Варужан заплакал, стал целовать страницы армянского учебника.

У него сейчас восемь детей, старшая дочь в прошлом году вышла замуж, сам он — врач-педиатр. «Едва успеваю обслуживать собственных детей, — шутит он, — я наш домашний врач».

«Стань врачом, сынок, — сказал ему дед, — и обязательно детским. Знаешь, сколько чудесных малюток умерло у меня на глазах, погасли, как свечки, сгорели, как бабочки в огне».

На свадьбе дочери Варужан потерял голову от радости, то смеялся, то утирал слезы. Вспомнил и деда. «Ах, дед, был бы ты жив, сидел бы во главе стола. В окно виден Арарат, а на свадьбе твоей правнучки столько друзей, столько армян — на армянской свадьбе! Дед, это же ты пел «Армения, земля райская» и смотрел из Алеппо в сторону Армении, теперь-то я точно знаю, смотрел сюда. «Рая нет, сынок, — сказал ты однажды, — ни на земле, ни на небе. Рай — это родина, какая бы она ни была. Наша родина, сынок, — это Ереван, Армения, это еще и родина всех наших погибших, родина их неродившихся детей и внуков. Берегите эту Армению, лелейте каждый ее камень, каждую травинку…» Бережем ее, дед, был бы ты жив, увидел бы, какая она сейчас, Армения, как жужжит наш улей, какие тут пчелы, какие цветы!..»

Никогда еще не говорил Варужан так долго, а на стене в его доме висит старое знамя города, где жил его дед, — с пчелами и ульями, и за окном сейчас Армения — пчелы и ульи.

Я припомнил девочку, много лет назад приехавшую из Каира в Армению. Тогда я задал ей несерьезный вопрос: «Какой город лучше — Ереван или Каир?» Одиннадцатилетняя девчушка нашла удивительный ответ: «Ереван — наш».

Если собрать в одно место дома, школы, церкви и памятники, которые мы построили почти во всех странах и городах мира, возник бы еще один Ереван.

Но чьи они сейчас?

Нам принадлежат только те, что построены на этой земле. («Лелейте каждый ее камень, каждую травинку», — я будто слышу голос Варужанова деда.)

Передо мной четко, как Арарат, встает здание армянской церкви в Сингапуре.

Храм высится в центре города, а несколько в стороне от него — армянское посольство. Церковь построена в 1835 году и считается здесь самым старым сооружением. На зеленой лужайке вокруг нее — вразброс надгробья, большей частью разрушенные, но некоторые еще уцелели. Я читаю эпитафии:

«Наша утрата невосполнима. Жизнь без матери — смерть для нас». (Четыре сестры поставили памятник своей матери. Дата отбита. Караваны муравьев движутся по мрамору и заползают в глаза. Типично армянские черты, в глазах играет смех. Где сейчас эти девушки? Видимо, тут же рядом под плитой, как и прежде, ухватившись за материнский подол. Не знаю.)

«Господин Мартирос Г. Карапетян, родом из Нор-Джуги, угас в 1893 году, на 73 году жизни здесь, в Сингапуре». (Могильный камень сбит с основания и на мраморе — снова муравьиное раздолье.)

«Любимому сыну Микаэлу Ованнисяну. Родился в Сингапуре 10 октября 1834 г…» (Итак, Микаэл на год старше этой церкви. Интересно, когда же в таком случае появились здесь первые армяне? Уже дома полистаю кой-какие книги и узнаю, что армяне были среди основателей Сингапура, а на кладбище найду еще одну разбитую плиту — могилу армянки, родившейся тут в 1819 году.)

Ну и что?.. Основатели, построили дома и церкви?! Ну и что?! Знают ли об этом муравьи, а если знают, что из того?..