Одинокая орешина

На самом деле день был радостный, и плакали люди на самом деле. Радостный?.. Я хочу нанизать на нить все слова из армянского словаря: прекрасный, исторический, волнующий, потрясающий… и все равно их не хватает для определения этого дня, поскольку… Поскольку мы возвращались с торжественного открытия туннеля Арпа — Севан. На юго-восточном берегу озера Севан, на равнине, давно освободившейся от воды, разлилось человеческое море. Чуть погодя из недр горы наконец вырвется Арпа и, влившись в канал, через несколько сот метров достигнет озера. Туннель длиной в пятьдесят километров и восемнадцать лет в конце концов должен был начать свое дело. Небо было пасмурным, не праздничным, моросил мелкий дождь, а люди все шли, шли. Держа за руку сына, я стоял среди строителей туннеля, которых сразу невозможно было узнать. Не было несчастливых лиц. Наконец!.. Наконец они могут не отвечать на главный вопрос, обращенный к ним: когда завершится?.. Этот вопрос они слышали миллион раз — как просьбу, как тоску, как ожидание, как требование, как приказ… Вокруг слышится многоголосый гул армянского, русского, украинского, белорусского, грузинского языков… Многих строителей я видел в недрах горы, полуголых и небритых, налегающих на отбойный молоток, по пояс в воде, видел, как они сворачивают огромные каменные глыбы, и в эти мгновения они казались мне богатырями. Теперь это простые, обыкновенные люди, опрятные, тщательно выбритые, нарядно одетые, сюда они пришли со своими женами, детьми, с любимыми девушками. Я отыскиваю взглядом одного из них: он произвел, я знаю, первый взрыв в туннеле. Тогда ему было лет двадцать, двадцать два, был он холост, а несколько дней тому назад мне сказали, что у него родилась внучка, назвали ее, кажется, Арпине. «Севане», — поправляет меня сорокалетний дедушка. Значит, родилось еще одно имя в словаре собственных имен нашего народа. Я улыбаюсь своему старому знакомому — русскому проходчику из Донбасса. Когда мы познакомились лет десять-двенадцать назад, он рассказывал, что его дочери «закрутил мозги» какой-то местный парень. Теперь я вижу — на его плечах сидит внук, второй крепко держится за руку, чуть поодаль стоят дочь и зять.

В репродуктор слышу свое имя и через людское кольцо иду к микрофону. В голове у меня нет ни одной готовой фразы, хотя я знал, что мне должны дать слово. Микрофон установлен на деревянной площадке, и отсюда лучше видно человеческое море. Смотрю, на мгновение цепенею, затем…

О, как грустны и похожи на плач
Родимые песни — лишь боль и печаль.
Нет, чужеземец нас не поймет,
Нас не поймет холодная чужестранка.

Читаю, потом смотрю, по очереди смотрю на «чужеземцев», с улыбкой взирающих на меня. Затем говорю, что очень бы хотел, чтобы с нами сейчас был автор этих строк, мой самый любимый поэт. Какие мысли родились бы в его ранимой душе, какие бы строки родились! «Нет, чужеземец нас не поймет…» В те времена, в начале века, когда, беспомощный, умирал наш народ, в сверхчувствительной душе поэта могли, имели право родиться эти строки — как боль, укор и печаль… Если бы он сейчас видел этих удивительных «чужеземцев», собравшихся со всех концов страны в наших суровых горах, вгрызающихся в недра гор, напрягающих свои мышцы, чтобы вернуть своим армянским братьям заветную красоту озера… «Мы себе вернули Севан, — сказал один из «чужеземцев», — и не благодарите нас, нам становится неловко…»

Если бы жил, если б дожил до этого дня поэт…

Все было точно учтено, и Арпа не опоздала, она пустилась в путь за два-три часа до этого и в долгожданный момент достигла цели. Все смешалось: в репродукторе зазвучала музыка, всюду стали танцевать. Вода прибывала… У берегов канала образовались живые людские стены, и с вертолета могло показаться, что Арпа течет в Севан не посреди бетонных, а посреди людских стен. Несколько наиболее отчаянных вошли в воду, разумеется, в одежде. Среди них были армяне-туристы из Франции, я незадолго до этого познакомился с ними. Один из них, пожилой мужчина, намочил ноги до колен и все время брызгал водой себе в лицо, что-то выкрикивая.

Улыбаясь, стояли строители туннеля: армянин, русский, украинец, грузин, казах… «Нет, чужеземец нас не поймет!».

Люди смотрели на струящуюся воду, и многие плакали. Я видел, как армяне-туристы из Франции подошли к строителям, стали целовать их, пожимать руки. Пожилая женщина склонилась, чтобы поцеловать руку русоволосому парню, парень покраснел, отдернул руку: «Что вы делаете, матушка». Строители еще больше смутились, я подошел, чтобы объяснить им, кто эти люди, хотя сразу понял, что моих объяснений вовсе не требуется. И не было необходимости в переводе, хотя одна сторона говорила на западноармянском наречии или на французском, а другая — на русском, украинском, грузинском… Радость не нуждается в переводе.

«…Нет, чужеземец нас не поймет…»