Одинокий прохожий

Простых людей бесхитростные тяжбы
И грубый быт. «Он первый!» — «Он ударил…»
— «Мой дом» — «Мои волы» — «Моя пшеница».
Придя домой, он с наслажденьем сбросил
С себя весь этот груз обид и жалоб,
Как плащ, отяжелевший от дождя,
И сел на лавку. Теплый пар над миской,
Слова молитвы, трапеза и отдых,
Заботливый уклад неторопливой
И крепкой жизни. Молча за работу
Жена уселась, медленно клубок
Разматываться начал мягкой шерсти.
Совсем стемнело. Свежестью вечерней
Из сада потянуло. Сиротливый
Звенящий звук донесся с вышины
И замер. «Журавли летят на север —
Жена сказала. — Никодим, ты спишь?»
Он слышал, как она тихонько вышла
И притворила дверь. Тогда широко
Раскрыв глаза, он посмотрел во мглу,
Прихлынувшую к дому, — и опять
В который раз за эти дни — такая
Внезапная и страшная тревога
Сдавила сердце, что почти со стоном
Он встал. И несколько минут стоял
Без всякого движенья, напряженно
Прислушиваясь к тишине. И вдруг,
Как будто бы его толкнуло что-то,
Он вышел из дому и побежал,
Всё ускоряя шаг, и мрак и ветер
Ему навстречу бросились, и листья,
Шершаво задевая лоб и руки,
Незримо зашумели вкруг него.
Он выбежал из рощи на дорогу,
Свернул направо, и почти невольно
Замедлил шаг: там, из-под щели двери
Виднелась узкая полоска света.
Он сам не помнил, сколько он стоял,
Не отрывая глаз от этой узкой
И тоненькой полоски, прижимая
Невольно руки к сердцу, чтоб унять
Его биенье. Наконец он постучался.
И сразу всё: растерянность, тревога,
И нарастающее напряженье,
Всё рухнуло, когда тот самый голос
Сказал ему: Войди. И он вошел.
До самой смерти он ее запомнил,
Ту комнату. Налево в полумраке
Спал юноша; прядь золотых волос
Лежала на щеке, ее порою
Чуть колебало спящего дыханье.
Еще запомнил он ночной светильник,
И на столе свои большие руки,
И глиняный кувшин чуть-чуть поодаль,
И тишину: такую тишину,
Что мотылек, влетев, не закружился
Вокруг огня, но сел, расправил крылья,
И осторожно вылетел во мрак.

Петр

Как будто, было все это вчера.
Светало. Люди на дворе стояли,
Поеживаясь около костра,
На грубых лицах отсветы мелькали.

И выделившись вдруг из темноты,
Служанка хриплым голосом сказала:
«Постой, постой, сдается мне, и ты
Из них…» — И он испуганно сначала,

Потом все жарче клясться стал: «Не я…
Не знаю…» — Нет, довольно притворяться:
Причем здесь тот, другой? — Не он, а я,
Я сам готов не трижды отказаться,

Не ночью, — здесь, сейчас, средь бела дня,
Вслух, про себя, теряясь, отступая, —
О, только бы не тронули меня!
О ком вы? — Нет, не помню, нет, не знаю.

«Я пас чужих свиней. Я насмехался…»