Одинокий прохожий

Сизифов труд: тяжелые каменья…
Когда б он знал, со лба стирая пот,
Какую тяжесть в страшном напряженье
Его потомок поздний понесет.

Развалины, и дым, и прах, и щебень,
Вражды и зла тысячелетний груз…
С какими силами, забыв о небе,
Мы заключили сумрачный союз?

Так вот откуда этот холод дикий
И эта мгла, грозящая стократ!
Нет, не помогут жалобы и крики…
Дома горят, отечества горят,

Колеблются и рушатся устои
Огромных царств, империй и миров:
Всё мнимо-величавое земное —
И день встает, печален и суров.

И видим мы — уже без обольщенья —
Куда мы шли во мраке без дорог, —
И вот теперь стоим в изнеможенье
Над самой бездной… Да спасет нас Бог!

Иов

Тот, у кого не отняты стада,
Ни пажити, ни дом, ни сад плодовый,
Ни ближние его, кто никогда
Не испытал всей тяжести суровой

Господней длани на плече своем,
Тот разве знает, что такое сила
Любви и гнева, пламенным огнем
Земные наполняющая жилы?

Тот разве может говорить: «Отдай»?
Кричать, и звать, и требовать ответа, —
И выдержать, когда потоком света
Его зальет внезапно через край?

О, праотец всех страждущих, прости,
Что нас страшат и горе, и невзгоды,
Себе пристанища средь непогоды
В испуге ищущих — не осуди.

«Ты отвечай, — я буду вопрошать…»

Ты отвечай, — я буду вопрошать:
Кто наливает соком колос полный?
Кто научает ястреба летать?
Кто гонит к берегам морские волны?

Ты ли вознес высокую сосну
На самый край огромного обрыва?
Ты ли хранишь большую тишину,
В глуши лесной, и света переливы?

Не ты ли обновляешь лик земли
И назначаешь времена и сроки?
Не ты? — Тогда безмолвствуй и внемли:
Я царственные дам тебе уроки.

И сердцем ты научишься тогда
Любить всё сотворенное от века:
И дальний звездный свет, и тень листа,
И беззащитный облик человека.

«Везут равнодушные клячи…»

Везут равнодушные клячи
Унылой походкой своей —
Удачи твои, неудачи,
И дел твоих ворох и дней.

И вот уже крест деревянный,
Меж тесных соседей своих,
Над прахом твоим безымянным
Под небом спокойным затих.

И только дешевый веночек,
Положенный нежной рукой,
И только лиловый цветочек,
Посаженный верной рукой,

Остались одни на могиле
Свидетельством тихим о том,
Что где-то тебя не забыли,
Что в мире большом и чужом,

В поспешном и грубом мельканье,
В потоке сменявшихся дней,
И дорог ты был и желанен
Смиренной подруге твоей.

«Не хрустальный бокал, не хиосская гроздь…»