Одинокое место

Подозреваю, она гордится ими, и это хорошо. Кто-то может решить, что красивые рыжие локоны вызывают ненужную зависть, но мне кажется, это скорее знак того, что она тут на своем месте, раз понимает магию волос. Мои мысли по-прежнему полностью захвачены страхом перед возможными метастазами. Какой парик? Какие волосы?

И все-таки я сижу в салоне в этот дождливый день, накрашенная, смеюсь и шучу. Ни слова о том, как я боюсь умереть, оставить детей. Хотя эта мысль так и пульсирует в голове. Непрерывно. Боль в копчике – наверняка признак метастазов в скелете, иначе почему так ноет спина? Однако я сижу в салоне, изображая радость и энтузиазм. Все еще загорелая. С тушью в два слоя на ресницах. Ресницы тоже выпадут. Она видела многих и до меня. С раком груди, с другой онкологией. Она говорит, что самые удачные парики – с длинной челкой, которой можно прикрыть брови и ресницы, когда они начнут редеть. И когда окончательно выпадут. Тогда я еще не знала, что они выпадут полностью.

Работа совсем не ювелирная. Три взмаха ножницами – и у меня уже что-то вроде каре. Я успеваю заметить, что мне не очень идет. Затем так же быстро – короткий ежик. Намного лучше – короткая стрижка могла бы стать моим вариантом. Когда-нибудь потом. Только бы выжить. Пережить все это. Наконец, машинка, триммер. Я никогда раньше не видела форму своего черепа. «Ой, какой длинный шрам», – говорит она, проводя пальцами по затылку. А меня начинает разбирать смех. Начало девяностых. Как мы выпили, хохотали, упали. Я ударилась о батарею. Кровь, много крови. Он позвонил в неотложку, может, даже в скорую. Выполнял инструкции медсестры. Напуганный, но все еще хихикающий. Красные пятна на ковре, что-то липкое и теплое на моих пальцах, комок из запекшейся крови и волос на затылке. А что, если бы я умерла. И он тут сидит рядом. Это ведь и правда был несчастный случай. Было довольно больно. Но все эти годы я прекрасно скрывала шрам под своими длинными темными волосами. Неужели я действительно рассказываю об этом случае с батареей? Какой ужас, как маньячка. Мне приходит в голову, что можно было бы устроить своего рода церемонию. Прощание с волосами. В остальном все вполне в духе соцреализма. Салон париков, парикмахерское кресло, дешевые глянцевые журналы, персонал, курьер, который привез коробку с новыми париками. Дождь, тяжелые тучи за окном – и моя обритая голова в зеркале. Нечасто увидишь такие темные корни волос, говорит рыжеволосая. Седины совсем чуть-чуть, только на висках. Я вдруг ощущаю гордость. Смешно ли это? Безусловно. Но среди всех несчастий и напастей это как маленький утешительный приз – я еще не совсем седая. Темноволосая. Почти брюнетка! Тот самый цвет, в который я крашусь.

Окрашивание волос – это тоже наследственное. Страх седины. Нам не передались красивые густые волосы благородного стального оттенка, как у папы и бабушки. В детстве у папы были светлые локоны, а в подростковом возрасте он резко потемнел. Но тусклая желтовато-белая седина, которой так боится мама, у меня еще не проявилась. Пока.

Я впервые вижу форму своей головы. Девушка держит зеркало, прямо как в обычной парикмахерской – дает мне увидеть себя в профиль, сзади.

Оказывается, мой затылок не такой уж и плоский. Я всю жизнь прожила с уверенностью, что у меня странная форма черепа и надо все время добавлять объем. Это настоящее безумие – постоянно носить в себе такие мысли, но понятие женственности буквально напичкано подобными гнетущими стереотипами. Многие люди из моего окружения весьма бурно реагируют на выпадение волос или на предстоящую короткую стрижку – потеря волос никого не оставляет равнодушным. При этом некоторые тут же узнают все эти мучения по поводу потенциальных изъянов формы черепа и решения позволять или не позволять себе короткие волосы. Притом что на самом деле меня мало волнует форма головы других людей. Я просто об этом не думаю. Кроме тех случаев, когда вижу женщин с очень короткими стрижками, которые им безумно идут, но и тут немедленно возникает мысль о том, что это не для меня, поскольку у меня странная форма черепа.

Как оказалось, вовсе не странная. Или не более странная, чем у других. Я сижу в парикмахерском кресле, идет дождь. Дождь из воды и волос. Всех моих волос. О том, чтобы собрать и сохранить их на память, нет и речи.